Кет роберт: Кет, Роберт | это… Что такое Кет, Роберт?

What does ket, robert mean?

Term » Definition

Word in Definition

Translations

#ABCDEFGHIJKLMNOPQRSTUVWXYZ NEW



  Миро также посмотрел на девушку и на детей. Кто из детей? Для него это не имело никакого значения.

  Фонарь Арткина послал слабый луч света через автобус, ложась на детские лица, задерживаясь на секунду то на одном из них то на другом. Уже светало, но ещё было темно, свет еле просачивался через разрезы в заклеенных лентой окнах. Когда к ней приблизился Арткин, то Кет заморгала глазами в луче фонаря. Она инстинктивно закрыла рукой Монику и прижала её к себе. «Этого, конечно, не может случиться. Что не может случиться?» — она не могла позволить себе произносить слова, думать вслух.

  Арткин закачал фонарём, когда пятно света упало на неё. В свете фар фургона он казался привидением – нереальным, сюрреальным, сюрреалистичным. Он смотрел по сторонам, изучая детей. Дети, в свою очередь, смотрели на него унылыми глазами. Кто-то из них всё ещё спал. Те, кто уже, казалось, проснулись, всё ещё были вялыми и сидели неподвижно, будто это был не автобус, а корабль, несомый течением неизвестно куда и зачем. Кет чувствовала, что они устали, благодарила их за это, так же, как и за то, что они не понимали, что происходит. Что происходит? Ничего не происходит.

  Она посмотрела на Арткина. Она, так или иначе, сумела проникнуть под кожу мальчика-подростка Миро. Сумела бы она проделать это и с Арткиным? Он смотрел на неё пустыми безжалостными глазами. Затем глаза уткнулись в Монику. «Нет», — подумала Кет, прижимая к себе девочку, стараясь поглотить её, и стать её самой вместо неё.

  Арткин склонился над Кет:

  — Мальчик?

  — Какой ещё мальчик?

  — Тот, который поначалу не ел конфет. Маленький толстый мальчик.

  Кет попыталась возразить, выдавить из себя: «О, нет…» Но слова давились где-то внутри неё, и звук, изошедший из её губ, был звуком, который она никогда прежде ещё не слышала, будто внезапно изобрела новый словарь, новый язык, язык отчаяния и тщетности.

  — Как его зовут? — голос Арткина трещал у неё ухе.

  Она не могла назвать его имя и не хотела. Возможно, так она смогла бы его спасти, скрыть его существование так, чтобы Арткин его не нашёл.

  Но Арткин шёл дальше, и его фонарь снова прыгал по лицам детей.

  — А, маленький мальчик. Вот он ты. Как тебя зовут?

  — Раймонд.

  — Нет, — с трудом выдохнула Кет. Она старалась выкрикнуть это слово, но оно с трудом отделилось от её рта. Она собрала в себе все силы, чтобы крикнуть: «Ты не можешь».

  — Вставай, Раймонд, мы выйдем из автобуса и прогуляемся. Разве ты не устал от этого автобуса, Раймонд? Ты так давно находишься здесь.

  — Мы идём домой?

  Кет услышала голос маленького старичка и закрыла глаза.

  — Да, скоро. Скоро ты будешь дома, но сначала нам нужно выйти из этого автобуса. Там – утро. Свежий воздух.

  Нежный и ужасный голос Арткина.

  Кет почувствовала, как что-то потёрлось о её ногу. Она открыла глаза. Перед ней стоял Раймонд и смотрел на неё, его лицо было опухшим от усталости.

  — Он хочет, чтобы я пошёл с ним. Это хорошо? — спросил он. Его губы дрожали. — Я хочу домой.

  Нет. Этого не может случиться. Она не может позволить этому случаться. Она доверяет себя своим ногам и встаёт, чтобы стать на пути у Арткина:

  — Нет, — сказала она. — Ты никуда не пойдёшь.

  — Миро, — позвал Арткин. И Миро тут же подскочил к ней, схватил её руками и сдвинул её с прохода в сторону. Он вдохнул запах её пота и духов, которые всё ещё цеплялись за её тело.

  — Пожалуйста, — сказала она, умоляя.

  Лицо Арткина было около неё:

  — Вы только сделаете хуже ребенку, мисс, если продолжите так себя вести. Он задастся вопросом, почему вы возражаете, что случится с ним, если он пойдёт со мной. Постарайтесь сделать так, чтобы это, мисс, закончилось для него как можно быстрее.

  Арткин вывел мальчика на середину автобуса, говоря с ним мягко, обещая ему леденцы, конфеты и шоколад, поцелуй его мамы. Другие дети за этим наблюдали безразлично и отстранённо, будто издалека.

  Кет неистово швырнула Миро в сторону, вырвавшись из его объятий:

  — Подождите, — закричала она.

Что-то, возможно, отчаяние в её голосе, остановило Арткина.

  — Заберите меня вместо него. Меня, а не его!

  Арткин оглянулся на неё через плечо.

  — Да. Меня… вместо него.

  И даже, говоря это, внутри себя она отрицала свои слова. Боже, как ей хотелось жить, выйти отсюда живой, пережить этот кошмар. Она не хотела умереть здесь, в автобусе, на этом мосту, этим утром, сегодня. Она хотела жить. Но она всё равно кричала: «Заберите меня, и оставьте Раймонда в покое».

  Арткин посмотрел ей в глаза. Она снова отшвырнула Миро на сиденье, но тот снова вскочил и схватил её за плечи.

  — Это должен быть ребёнок, мисс, — сказал Арткин, словно извиняясь.

  И Кет подумала: «Как он близко». Она вздрогнула и возненавидела себя.

  Миро показалось, что в его руках она всё слабее и слабее, и он побоялся, что она вот-вот упадёт в обморок. Но он схватил её за пояс и уже видел, как трепещут её веки.

  Арткин помог мальчику спуститься со ступенек и выйти из автобуса. Раймонд посмотрел через плечо Арткина на Кет. Он что-то сказал, но Кет этого не расслышала, и затем он исчез снаружи, забрав с собой свои ясные и умные глаза и старческий голос.

  Миро почувствовал, что её тело ослабло, словно её кости внезапно превратились в порошок, пересыпаясь где-то внутри неё. Ему хотелось сказать что-нибудь такое, что успокоит её дух, укротит её горе. Но он не мог ничего придумать, у него не нашлось подходящих слов. А затем он подумал: «Зачем мне что-то ей говорить? На войне солдат не заботится о комфорте своего врага».

  Позже послышался выстрел.

  Кет не смогла поверить, что это был звук пистолетного выстрела. Потому что это подразумевало бы собой, что Раймонд уже мёртв. Это должно было быть чем-нибудь ещё. Не выстрелом. Но чем ещё это могло бы быть? Захлопнувшейся дверью? Но только не пистолетом. Раймонд не должен умереть. Тогда, что же это было? Что-нибудь ещё. Но что? Хлопок в автомобильном глушителе? Возможно. Что-нибудь, только не оружие. Что-то ещё. Что? Салют? Такой же, как и четвёртого июля в День Независимости? Почему бы нет? Салют! Нет, это не салют и не хлопок в глушителе, но и не пистолетный выстрел. Что-нибудь ещё. Если это выстрел, то это означает, что Раймонд мертв, так что это не может быть выстрел. Это должно быть чем-нибудь ещё. Да, но если это не выхлоп, не салют или хлопок двери, то – что? Чем оно может быть? Чем-то. Чем-то ещё.

  Ладно. Хорошо. Что-нибудь ещё, только не пистолетный выстрел.

  Но что?

  Что-то, что-то ещё.

  Да, да. Но что еще?

  Ничего. Ничего больше.

  Это был пистолетный выстрел, и Раймонда уже нет.

9. 

  Теперь я вижу, Бен, что ты не заблудился где-нибудь в лесу. И, вообще, ты не потерялся – ты скрываешься.

  Я изложил ситуацию Дену Албертсону, и он послал людей тайной полиции Замка на Бриммлер-Бридж. Чтобы они перехватили тебя, если ты там вдруг объявишься. Но я знаю, прежде чем сделать что-нибудь решительное, ты придёшь сюда. На листах бумаги возле пишущей машинки ты сказал, что не будешь совершать паломничество в мост Бриммлер-Бридж, пока снова не повидаешься со мной. Ты сказал, что гордишься своим отцом. И я знаю, что это так. Разве я не знаю тебя лучше, чем кого-либо ещё в этом мире? Может быть, лучше, чем знаю себя?

  И у меня на душе становится спокойно, и я даже думаю, что со многим из написанного здесь могу согласиться. И я вижу, что я причинил тебе. Я даже не принял пилюлю от давления, которая, как ты, возможно, подозреваешь, на самом деле не от давления, а всего лишь успокоительное.

  Надо ли было мне так вмешиваться в твою жизнь, Бен?