Читать онлайн "В лабиринте секретных служб [=Не каждый же день вкушать икру]" автора Зиммель Йоханнес Марио - RuLit - Страница 2. Не каждый же день вкушать икру
Пролог. В лабиринте секретных служб [=Не каждый же день вкушать икру]. Зиммель Йоханнес Марио
Он был холост. Соседи считали его спокойным, приятным человеком, солидным западногерманским коммерсантом.
— Моя дорогая Кетти, — сказал Томас Ливен, — вы красивы, молоды и, несомненно, должны многое знать.
Хотите у меня чему-либо научиться?
— С радостью, — прошептала девушка.
— Хорошо, я познакомлю вас с рецептом приготовле ния вкусного салата. Что мы делали до этого?
Кетти присела в реверансе.
— Два часа назад мы прополоскали в воде две неболь шие головки салата, мой господин, и отобрали наиболее нежные листья.
— Что мы сделали с ними далее? — продолжал экзаме новать Томас Ливен.
— Мы завернули их в салфетку, чтобы удалить послед ние капли воды.
— Очень важно, чтобы листья были сухими, — заметил учитель. — Теперь мы сосредоточимся на приготовлении соуса к салату, — добавил он. — Дайте мне, пожалуйста, салатницу и салатный прибор.
Передавая их, Кетти случайно коснулась длинной узкой руки своего хозяина, и ее охватила сладкая дрожь. «Что за мужчина!»—опять подумала она.
Так думало бесчисленное множество людей, которым в прошедшие годы пришлось познакомиться с Томасом Ливеном. В зависимости от положения этих людей можно было определить, кого и что Томас Ливен любил и кого и что ненавидел.
Томас Ливен ненавидел униформу, политиков, вооруженное насилие, ложь, плохие манеры и грубость.
Томас Ливен любил красивых женщин, элегантную одежду, дорогую мебель, скоростные автомобили, хорошие книги, отличную кухню, ценил ум.
Одно время Томас Ливен, образец порядочного гражданина, избегая интриги, жил спокойно, в полной безопасности. И именно такого человека злой рок вырвал из этой удобной для него жизни.
Томас Ливен был вынужден помимо своей воли сотрудничать с такими организациями, как германский абвер и гестапо, британская «Секрет Сервис», французское «Второе бюро», американское ФБР и советская служба госбезопасности.
За пять лет войны и двенадцать послевоенных лет Томас Ливен сменил шестнадцать фальшивых паспортов, девять гражданств и подданств.
Во время войны Томас Ливен вносил большую путаницу в планы германской и союзнических разведывательных служб. После войны он почувствовал, что здравый смысл, которым он руководствовался и в который верил, восторжествовал. Заблуждение!
Рыцари плаща и кинжала не оставили его в покое. И тогда Томас Ливен начал сводить с ними счеты. Он обирал спекулянтов в период оккупации, гиен денежной реформы и нуворишей, разбогатевших в период «экономического чуда». Для Томаса Ливена не существовало «железного занавеса». Он действовал и на Западе, и на Востоке. Депутаты земельных ландтагов и бундестага в Бонне дрожали и дрожат до сих пор, так как Томас Ливен жив и очень много знает о подставных банках, строительных и других аферах германского бундесвера.
Сейчас он, разумеется, не носит имя Томаса Ливена.
Надеюсь, нам простят, что в данной ситуации мы изменили его имя и адрес. Однако история нашего миролюбивого героя, чьей страстью всегда являлось приготовление вкусной пищи и который поневоле стал участником одной из величайших авантюр нашего времени, от начала до конца правдива.
Мы начинаем эту историю 11 апреля 1957 года вечером, в тот момент, когда Томас Ливен учил Кетти готовить салат. Итак, вернемся снова на кухню его виллы.
— Салат не должен никоим образом соприкасаться с металлом, — говорил Томас Ливен.
Кетти загипнотизированно смотрела на его руки и, все еще охваченная волнением, слушала эту своеобразную лекцию.
— Теперь о соусе. Берут немного черного перца, соли, чайную ложку горчицы. К этому добавляют мелко нарезан ное яйцо, много петрушки, еще больше другой зелени, четыре столовых ложки итальянского оливкового масла.
Кетти, пожалуйста, масло!
Кетти, покраснев, подала бутылку с маслом.
— Четыре ложки, как я сказал, к этому 250 граммов сметаны, кислой или сладкой — дело вкуса. Я предпочитаю кислую.
В этот момент открылась дверь на кухню и появился человек богатырского роста. На нем были брюки в черно-серую полоску, домашняя куртка с сине-белыми полосами, белая рубашка и белый галстук-бабочка. Жесткие волосы покрывали голову.
— Что случилось, Бастиан? — спросил Томас.
Слегка пришептывающим голосом с французским акцентом слуга ответил:
— Герр директор Шеленберг прибыл по вашему при глашению.
«С точностью до минуты, — отметил Томас Ливен, — с ним можно иметь дело». Он снял фартук.
— К столу пригласишь через десять минут. Ты, Бастиан, будешь обслуживать. Вы, Кетти, свободны.
Томас Ливен отправился в выложенную черным кафелем ванную, а Бастиан в это время почистил смокинг хозяина.
— Как выглядит господин директор? — спросил Томас.
— Обычный провинциал. Жирный, бычий затылок и круглое брюшко.
Томас Ливен подумал: «Звучит симпатично». Надевая смокинг, он почувствовал запах коньяка.
— Ты успел приложиться к коньяку? — спросил он Бастиана.
— Только один глоточек, я немного взволнован.
— Оставь это! Если сегодня произойдет что-нибудь неожиданное, мне понадобится твоя светлая голова. Ты не имеешь права бить господина директора, если не трезв.
— Толстяка я возьму на себя, даже будучи мертвецки пьяным.
— Спокойно! Как тебе действовать, когда я буду звонить, ясно?
— Конечно.
— Повтори!
— Один звонок — я приношу следующее блюдо, два звонка — я несу фотокопии документов, три звонка—я вхожу с мешком песка.
— Я буду тебе благодарен, если ты не перепутаешь.
— Великолепный суп, — говорил спустя несколько минут директор Шеленберг. Он отклонился назад, вытирая салфеткой свои узкие губы.
— «Леди Керзон», — сказал Томас Ливен и позвонил один раз, нажимая на кнопку, скрытую под крышкой стола.
— Какая леди? — переспросил директор.
— «Керзон»—так называется суп. Черепаха с вишнями и сметаной, — ответил Томас.
— Ах, так!
Пламя свечи, стоявшей на столе, вдруг заколебалось. Бесшумно появился Бастиан, внося второе блюдо—курицу в красном перце. Пламя свечи успокоилось. Свет падал на темно-голубой ковер, широкий фламандский стол, на удобные деревянные стулья тоже старофламандской работы. Курица, несомненно, понравилась директору.
— Деликатес! Просто великолепно! Очень мило, что вы пригласили меня, герр Ливен. Где же мы можем поговорить о делах?
— Все обговаривается самым лучшим образом во время еды, герр директор, возьмите еще рису, он стоит перед вами.
— Благодарю, герр Ливен, скажите, о каком деле пойдет речь?
— Еще немного салата?
— Нет, спасибо.
— Ну, отлично, — сказал Томас Ливен и продолжил: — Герр директор, вы владеете бумажной фабрикой?
— Да, это так. Все восстановлено из руин.
— Этим можно гордиться. Ваше здоровье! — Томас поднял свой бокал.
— Спасибо. Принимаю ваш тост.
— Герр директор, насколько я знаю, вы изготавливаете особую бумагу с водными знаками?
— Да.
— Вы поставляете этот сорт бумаги для печатания новых акций акционерному обществу «СНПС»—Союзу немецких производителей стали, которое продает их сей час на бирже?
— Правильно. Могу вам сказать, что изготовление этой бумаги находится под строжайшим контролем, поднимается крик по поводу каждого испорченного клочка бумаги.
Это делается для того, чтобы мои рабочие не пришли к мысли напечатать себе пару акций.
— Герр директор, мне хотелось бы заказать 50 листов этой бумаги.
— Что? Вы… хотите…
— 50 листов большого формата бумаги, на которой печатаются акции. Как директору вам не составит большого труда обойти контроль.
— Но, ради Бога, что вы будете с ней делать?
— Печатать акции, естественно, а вы думали, зачем мне эта бумага?
Директор Шеленберг сложил свою салфетку, посмотрел не без сожаления на полную тарелку и сказал:
— Боюсь, я теперь должен идти.
— Ни в коем случае. Сейчас подадут яблоки в винном соусе и гренки с сыром.
Директор встал.
— Герр Ливен, я забуду, что когда-то был у вас.
— Сомневаюсь, что вы сможете когда-нибудь это за быть, — возразил Томас, добавляя в свою тарелку рис. — Почему, собственно, вы стоите, герр милитервиртшафтсфюрер? Сядьте!
Лицо Шеленберга стало красным. Он тихо переспросил:
— Что вы сказали?
— Садитесь, курица остывает.
— Вы сказали — милитервиртшафтсфюрер?
— Именно так я и сказал, вы были им, даже если в 1945 году забыли указать об этом в анкете. Зачем об этом вспоминать? В свое время вы достали себе новыедоку менты и сменили имя. Ваше имя было Макс.
— Вы с ума сошли!
— Ни в коем случае. Вы занимали этот пост в Познани.
Вас до сих пор разыскивает польское правительство как военного преступника, разумеется, под именем Макс, а не Шеленберг.
Директор сник на своем старофламандском стуле, вытер салфеткой затылок и бессильно произнес:
— Не понимаю, почему я слушаю вас?
— Видите ли, герр директор, — сказал Томас, — у меня тоже непростое прошлое, и я хочу за это получить от вас бумагу. Делать мне ее самому сложно, хотя надежных специалистов у меня достаточно. Вам стало плохо? Ну, ну! Выпейте глоточек шампанского, это поможет. Видите ли, герр директор, когда война близилась к концу, я имел доступ к секретным досье. В то время вы прятались в деревне Мисбах.
— Ложь!
— Извините меня, я имел в виду Розенталь.
На этот раз директор только молча поднял руку.
— Я знал, что вы там прячетесь, и мог бы вас арестовать, используя мое тогдашнее положение. Но подумал, что я получу, арестовав его? Можно выдать польскому правительству. А дальше?
Томас с аппетитом смаковал куриную ножку.
— И я сказал себе, если ты оставишь его в покое, то через пару лет он выплывет. Этот сорт людей никогда не тонет, всегда держится на поверхности.
— Неслыханная наглость, — сквозь зубы процедил директор.
— И тогда он сможет тебе чем-нибудь помочь. Я так думал, соответственно действовал и вижу: все идет прекрасно.
Шеленберг с усилием поднялся.
— Я иду прямо в полицию и сделаю заявление о шантаже.
— Рядом с вами стоит телефон, — ответил Томас и дважды нажал кнопку под крышкой стола.
Снова поколебалось пламя свечи, когда в комнату вошел Бастиан. Он нес на серебряном подносе фотокопии документов.
— Прошу ознакомиться, — предложил Томас. — На копиях вы, герр директор, в униформе, здесь также есть квитанции о вашем пожертвовании 100 тысяч марок на нужды СА и СС и приказы, подписанные вами в период 1941–1945 годов.
Директор снова свалился на свой старофламандский стул.
— Бастиан, можете убрать, герр Шеленберг уже созрел.
— Слушаюсь, уважаемый хозяин!
После того как Бастиан вышел, Томас Ливен проговорил:
— За эту сделку вы получите 50 тысяч марок. Хватит вам?
— Я не позволю меня шантажировать!
— А не поддерживали ли вы, герр Шеленберг, последнюю выборную кампанию своими солидными суммами? Как называется немецкий журнал, который интересуется подобными фактами?
— Вы сумасшедший! Вы хотите напечатать фальшивые акции! По вас плачет тюрьма. И я с вами туда попаду!
— Я не попаду в тюрьму. А вы попадете, если не дадите мне эту бумагу. Попробуйте, как вкусны яблоки, — Томас нажал кнопку один раз.
— Я в рот не возьму ни кусочка у вас. Вы шантажист!
— Когда я могу рассчитывать на получение бумаги, герр директор?
— Никогда, — закричал в раздражении Шеленберг, — никогда вы не получите от меня ни клочка бумаги!
В тот же день около полуночи Томас Ливен сидел со своим слугой в большой библиотеке перед камином, в котором жарко горели дрова. Красными, голубыми, желтыми, зелеными цветами переливались обложки сотен книг. Из проигрывателя тихо лилась музыка. Это был концерт для фортепьяно № 2 Рахманинова.
На Томасе был безупречный смокинг. Бастиан в расстегнутой рубашке сидел, положив ноги на соседний стул.
— Герр Шеленберг доставит бумагу через неделю. Сколько времени понадобится твоим друзьям, чтобы напечатать акции?
— Около десяти дней, — ответил Бастиан, поднося к губам большую рюмку с коньяком.
— Тогда 1 мая — прекрасная дата, День Труда. Я поедув Цюрих.
Он передал Бастиану акцию и лист бумаги.
— Вот образец для печатания, а на листе текущие номера, которые я хотел бы видеть на акциях.
— Если бы я знал, что ты намереваешься сделать, — проговорил Бастиан.
Только когда Бастиан оставался со своим хозяином наедине, он обращался к нему на «ты», так как знал Томаса уже 17 лет и раньше он был вовсе не слугой.
Бастиан привязался к Томасу еще с тех пор, когда познакомился с ним в Марселе на квартире главаря гангстерской банды. Кроме того, они находились некоторое время в одной тюремной камере, а это, согласитесь, сближает.
— Томми, так что ты хочешь?
— Речь идет, дорогой Бастиан, о завоевании доверия, моя операция с акциями будет элегантной. Никто незаметит, что это будет мошенничество. Все заработают, все будут довольны.
Мечтательно улыбнувшись, Томас достал золотые часы с репитером. Он получил их от своего отца. Через все перипетии его жизни часы сопровождали Томаса. Ему всегда удавалось их спрятать при бегстве или получить вновь при утрате. Томас нажал кнопку, на часах открылась крышка, и нежные звуки отбили время.
— У меня не укладывается в голове твоя идея, — сказал Бастиан. — Акция является документом, удостоверяющим право владельца на участие в прибылях предприятия. По очередным купонам получают определенные дивиденды, составляющие часть прибыли.
— Ну, и что из этого следует, мой дорогой?
— Боже мой, ведь купоны своих фальшивых акций ты не сможешь предъявить ни в один банк мира. Номера, которые там будут указаны, стоят также и на настоящих акциях, которыми где-то кто-то владеет. Мошенничествосразу же обнаружится.
Томас поднялся.
— Купоны я никогда не предъявлю.
— Тогда в чем же состоит трюк?
— Дай мне приготовить тебе сюрприз, — ответил Томас, подойдя к стенному сейфу и открывая цифровой замок. Тяжелая дверь из стали отодвинулась. В сейфе лежали деньги, два слитка золота со свинцовой сердцевиной, три коробочки с драгоценными камнями и стопка паспортов. Задумчиво рассматривая паспорта, Томас проговорил:
— В целях безопасности в Швейцарию лучше всего ехать под другим именем. Давай посмотрим, какие немецкие паспорта есть у нас?
Смеясь, он читал фамилии.
— Боже, сколько воспоминаний у меня связано с ними: Мориц Хаузер… Петер Шойнер… Людвиг Фрайхерр фон Транденленбург… Вильфрид Отт.
— Под именем Транденленбург ты отправил партию «кадиллаков» в Рио-де-Жанейро, герр Фрайхерра я бы оставил в покое, Хаузера тоже. Их до сих пор разыскиваютво Франции, — посоветовал Бастиан.
— Прошу вас садиться, господин Отт. Чем могу быть полезен? — спросил начальник отдела фондов, разглядывая визитную карточку, на которой было напечатано: «Вильфрид Отт. Промышленник из Дюссельдорфа».
Оба находились в кабинете начальника отдела фондов «Центрального банка Швейцарии» в Цюрихе. Хозяина кабинета звали Юлиус Вермонт. Томас Ливен, который сейчас имел фамилию Отт, спросил: — Вы француз, месье?
— Да, по матери.
— Тогда будем говорить по-французски, — предложил Томас Ливен на французском языке без малейшего акцента. Солнечная улыбка осветила лицо Юлиуса Вермонта.
— Могу ли я абонировать в вашем банке сейф? — спросил Томас.
— Разумеется, месье.
— У меня есть несколько акций «СНПС». Я хотел бы их оставить в Швейцарии, положить их у вас в абонированном сейфе. Но этот вклад я хочу сделать не на свою фамилию, а положить под номером.
— А, понимаю. Эти злые немецкие налоги, — сочув ственно кивнул Вермонт.
То, что иностранцы депонировали в швейцарских банках целые состояния, было ему хорошо известно. В 1957 году здесь находилось 150 миллиардов франков, принадлежащих иностранцам.
— Чтобы я не забыл, — попросил Томас, — дайте указание состричь купоны за 1958 и 1959 годы. Я не знаю, когда снова буду в Цюрихе, и хочу купоны иметь при себе, чтобы своевременно получить дивиденды. Это сэкономит и ваше и мое время. — Про себя же он подумал: «А меня избавит от тюрьмы».
Через некоторое время все было улажено. В кармане Томаса находилось удостоверение «Центрального банка Швейцарии», подтверждающее, что Вильфрид Отт, промышленник из Дюссельдорфа, депонировал в банке новые акции «СНПС» по номинальной стоимости один миллион франков.
В своем спортивном автомобиле, который в Цюрихе производил большое впечатление, возвращался Томас в отель «Адлон». В этом, как и во всех отелях мира, где останавливался Томас, его любили все служащие. Это зависело от вежливых манер, демократического поведения и чаевых. Прежде всего он прошел в ванную и спустил в унитаз купоны. Затем вышел на балкон и, усевшись в шезлонг, довольно щурясь на солнце, любовался маленькими суденышками, скользившими по глади Цюрихского озера.
После краткого отдыха Томас сел за письменный стол и написал на бланке отеля следующее объявление:
«Немецкий промышленник ищет на два года участия в делах под высокие проценты и надежное обеспечение в Швейцарии.
Только серьезные предложения с банковскими документами будут приняты во внимание».
Двумя днями позже это объявление появилось в «Новой цюрихской газете» на заметном месте. Был указан и почтовый адрес, на который следовало направлять предложения.
Сидя на балконе под покровом тента, Томас сортировал поступившие предложения. Их можно было разделить на четыре группы:
17 писем содержали предложения принять участие в торговле недвижимостью, продаже антиквариата, ювелирных изделий и автомобилей. Отправители не имели достаточно денег для расширения дела. 10 писем пришло от господ, не имевших денег, но знавших, куда лучше поместить капитал, 11 писем с фотокарточками прислали дамы, предлагавшие не деньги, а себя, 8 писем от господ, нуждавшихся в наличных деньгах.
38 писем Томас порвал. Из оставшихся только два привлекли его внимание. Одно, напечатанное на плохой бумаге и на не очень хорошем немецком языке. Отправитель предлагал кредит в сумме одного миллиона швейцарских франков под солидные проценты. Под ним стояла подпись: «Пьер Мурелли. Посредник по продаже домов». Второе письмо было написано красивым почерком на бланке, в центре которого находилась корона. Текст гласил:
«Глубокоуважаемый господин
В связи с Вашим объявлением в „Новой цюрихской газете“ прошу посетить меня, предварительно уведомив об этом по телефону.
Замок „Шато Монтенак“ X. де Кувелле».
Задумчиво положил Томас два таких неодинаковых письма рядом, внимательно их разглядывая. Машинально достал из кармана жилета часы с репитером и нажал кнопку. Нежные серебряные звуки пробили четыре раза.
«Пьер Мурелли, — думал Томас, — безусловно, богатый, но очень жадный. Он покупает плохую бумагу и пользуется старой машинкой. Этот Х. де Кувелле пишет собственноручно, но на лучшей бумаге. Может быть, он граф или барон».
Замок «Шато Монтенак» находился в огромном парке на южных склонах цюрихской горы. Серпантином вилась дорога к небольшому дворцу. Томас остановил свою машину у солидного въезда. Внезапно перед ним возник необычайно высокомерный слуга.
— Месье Отт? Пожалуйста, следуйте за мной.
Он провел его в кабинет через роскошные комнаты.
Из-за письменного стола поднялась элегантная женщина лет двадцати восьми. Слегка вьющиеся волосы падали на плечи, необычный разрез карих глаз, длинные ноги и тонкая талия с красивыми бедрами вызвали в Томасе волнение. Дама серьезно посмотрела на него.
— Добрый день, господин Отт. Мы с вами говорили по телефону. Пожалуйста, садитесь.
Она села и положила ногу на ногу. Платье при этом слегка открыло ноги. «Ко всему еще они и прекрасные», — подумал Томас.
— Господин Отт, вы желаете получить деньги под первоклассное обеспечение. Мне хотелось бы знать, о чем идет речь?
— Я думаю, что вас не стоит затруднять подобными вещами, — холодно сказал Томас. — Не были бы вы столь любезны сообщить господину де Кувелле, что я приехал? Он мне писал.
— Вам писала я. Мое имя Хелена де Кувелле, я веду все денежные дела дяди, — высокомерно ответила молодая дама. — Итак, господин Отт, что вы называете первоклассным обеспечением?
Томас весело кивнул головой.
— Недавно положенные в «Центральный банк Швейца рии» акции «СНПС» номинальной стоимостью один миллион швейцарских франков. Биржевой курс — 217 пунктов.
— Какие проценты предлагаете вы?
— Восемь процентов.
— А о какой сумме может идти речь?
«Боже мой, какие холодные глаза», — подумал Томас и сказал:
— 750 тысяч швейцарских франков.
— Сколько?
К своему удивлению, Томас заметил, что Хелена занервничала. Кончик языка показался из светло-красного рта.
— Это, пожалуй, большая сумма, господин Отт.
— Почему же, при таком биржевом курсе акций.
— Пожалуй, да… но… Извините, мне очень жаль, я должна позвать моего дядю. Секундочку. — Она встала и исчезла за дверью.
Томас сел, он ждал восемь минут. Инстинкт, приобретенный им за многие годы жизни, подсказал ему, что здесь что-то не так. Но что?
Открылась дверь, и вошла Хелена в сопровождении подтянутого мужчины высокого роста с загорелым лицом, широким подбородком и короткими седыми волосами. Хелена представила его:
— Барон Жак де Кувелле. Мой дядя.
Господа пожали друг другу руки. Томас становился все недоверчивее. «Лапы у него, как у ковбоя, челюсти, будто он все время жевал резинку… И акцент… Если он действительно аристократ французского происхождения, я съем веник».
Томас решил ускорить процесс.
— Барон, я сожалею, что напугал вашу очаровательную племянницу. Давайте позабудем эту историю. Для меня честь познакомиться с вами.
— Секундочку, месье Отт. Не будьте таким нетерпели вым. Давайте присядем.
Барон явно нервничал. Он позвонил.
— Давайте лучше спокойно обговорим все за стаканом виски.
Высокомерный слуга принес не шотландское виски, а «Бурбон». «Все больше и больше не нравится мне этот барон», — думал Томас.
Де Кувелле возобновил разговор. Он предполагал, что речь пойдет о 100 тысячах.
— Барон, давайте оставим эту тему, — сказал Томас.
— Ну, может быть, 150 тысяч, — продолжал торговаться барон.
Внезапно появился слуга и пригласил барона к телефону. Барон и племянница вышли из комнаты. Томас начал про себя иронизировать по поводу этой аристократической семьи. Через десять минут вернулся барон, осунувшийся и ужасно потный. Томасу стало его очень жаль, и он, распростившись с ним, вышел из кабинета. В холле Томас увидел Хелену, которая, удивившись, спросила, не уходит ли он.
— Я и так отнял у вас много времени, — ответил Томас, целуя ее руку.
Он почувствовал ее духи, запах кожи и сказал:
— Вы сделали бы меня счастливым, если бы сегодня вечером мы провели время в баре «Бар Аулак» или там, где вы прикажете. Пожалуйста, приходите.
— Господин Отт, — ответила Хелена, и это прозвучало, как будто заговорила мраморная статуя, — я не знаю, сколько вы выпили, но считаю ваше приглашение нетактичным. Прощайте.
Насколько неудачной была встреча с бароном, настолько гладко развивалось дело с маклером Пьером Мурелли. Вернувшись в отель, Томас позвонил ему и вкратце объяснил, что бы он хотел. А именно, получить 750 тысяч франков под залог акций «СНПС».
— Больше не хотите? — спросил Мурелли на немецком языке.
— Нет, этого мне, пожалуй, хватит, — ответил Томас, подумав, что не следует преувеличивать.
Маклер пришел в отель. Краснолицый, четырехугольный человек, быстрый в своих действиях. На следующий день в нотариальной конторе был составлен следующий договор:
«Господин Вильфрид Отт, промышленник из Дюссельдорфа, берет кредит в сумме 750 тысяч швейцарских франков из 8 % годовых. Кредит должен быть возвращен не позднее 24 часов 9 мая 1959 года. До истечения этого срока господин Мурелли, маклер из Цюриха, обязуется хранить в неприкосновенности вклад акций „СНПС“ на сумму 1 миллион швейцарских франков в качестве гарантии кредита.
В случае, если кредит не будет возвращен в обусловленное время, ценные бумаги поступают в полное распоряжение господина Пьера Мурелли».
С договором в кармане Томас и Мурелли поехали в «Центральный банк Швейцарии», где был подтвержден факт депонирования акций «СНПС» на один миллион швейцарских франков.
Затем в маклерской конторе Мурелли передал Томасу чек на сумму 717 850 швейцарских франков, за вычетом 16 % за два года пользования кредитом.
Теперь он два года мог работать с этим капиталом, в мае 1959 года своевременно выплатить кредит, забрать фальшивые акции и уничтожить их. Все при этом заработают, никто не понесет убытка, и никто не заметит, какой трюк был проделан.
Когда позднее Томас вошел в вестибюль своего отеля, он увидел Хелену, сидевшую в кресле.
— Хелло, какая радость!
Нескончаемо медленно поднимала она взгляд от журнала мод.
— О, добрый день! — монотонно и безразлично про изнесла она.
На ней было коричневое платье и жакет из меха норки. В холле не было ни одного мужчины, который бы не оглядывался на нее.
Томас с восхищением проговорил:
— Вы немного опоздали, но я очень счастлив, что вы все же пришли!
— Господин Отт, я пришла не к вам, а к своей приятельнице, которая здесь живет.
— Если не получится сегодня, то, может быть, встретимся завтра перед обедом?
— Завтра я уезжаю на Ривьеру.
Томас всплеснул руками.
— Какой случай! Я тоже завтра уезжаю на Ривьеру.
Я заеду за вами. Скажем, в 11 часов?
— Разумеется, я с вами не поеду. А вот идет и моя приятельница. Прощайте!
На следующий день Хелена проехала в 11 часов мимо Томаса на спортивной автомашине. Томас находился в своем автомобиле у ворот резиденции барона. Она не удостоила его даже взглядом. Томас последовал за ней.
Проехав Гренобль, Хелена остановилась и вышла из машины. Томас остановился около нее.
— Что-то с мотором, — сказала она.
Томас осмотрел мотор и не обнаружил никаких дефектов. Хелена отправилась в ближайший дом, чтобы по телефону вызвать автомеханика. Прибывший механик заявил, что бензиновый насос неисправен, машину надо отбуксировать в ближайшую мастерскую, ремонт будет продолжаться дня три.
Томас был убежден, что механик говорит неправду, чтобы выписать счет побольше, но радовался этому обстоятельству. Он предложил Хелене продолжить путешествие в его автомашине.
— Вы очень любезны, господин Отт, — ответила она после некоторого колебания. Ее багаж был перегружен.
Механик получил от Томаса крупные чаевые.
На протяжении ста километров Хелена не произнесла ни слова. Наконец разговор завязался, и она сообщила, что договорилась о встрече в Монте-Карло со своим женихом.
В Монте-Карло Томас подвез ее к отелю «Париж». Здесь Хелену ждало сообщение, что ее жених не сможет приехать.
— Я займу его апартаменты, — заявил Томас.
— Пожалуйста, месье, — ответил администратор, пряча пятитысячную банкноту в жилетный карман.
— Но если мой жених все-таки приедет…
— Тогда он будет устраиваться сам.
Отодвигая Хелену в сторону, Томас прошептал:
— Он вообще не для вас. Вам не кажется, что он вами пренебрегает?
Молодая дама внезапно рассмеялась. Два дня Томас и Хелена оставались в Монте-Карло, а затем поехали в Канны. Здесь они остановились в гостинице «Отель Кралтон». Томас провел несколько прекрасных дней. Он ездил с Хеленой в Ниццу, Сан-Рафаэль, Сан-Максим, Сан-Тропез. Купался с ней в море, катался на катере и водных лыжах, загорал на пляже.
Хелена смеялась над теми же шутками, что и Томас, те же блюда нравились ей, те же книги и картины. После нескольких дней она стала его любовницей.
На восьмой день случилось нечто.
С глазами, полными слез, лежала Хелена на кровати в своей спальне. Томас сидел рядом. Оба курили. Он перебирал ее волосы. Легкая музыка звучала в комнате, освещаемой маленькой лампой.
— Ах, Виль, я так счастлива, — прошептала Хелена.
— Я тоже счастлив, мое сердце.
— Правда?
В ее глазах вновь появился тот оттенок напряженности, который Томас не мог понять.
— Правда, дорогая!
Хелена внезапно откинулась на подушки и повернулась так, что Томас мог любоваться ее прекрасной загорелой спиной. С пугающей страстью она начала целовать Томаса.
— Я лгала тебе, я плохая, какая я плохая!
Томас молчал некоторое время, а потом спросил:
— Ты думаешь о своем женихе?
Она откинулась на спину и крикнула:
— Какая глупость! У меня вообще нет жениха. О, Томас, Томас!
Он почувствовал ледяной холод, пробежавший по его телу.
— Что ты сказала?
— У меня нет вообще жениха.
— Нет, я не об этом спрашиваю.
Он немного помедлил.
— Ты только что назвала меня Томасом?
— Да!
Из ее глаз полились слезы, они стекали по ее щекам и груди.
— Да, я сказала Томас. Так зовут тебя на самом деле, мой дорогой, мой любимый, мой бедный Томас Ливен. Ах, зачем я встретилась с тобой? За всю мою жизнь я не была так влюблена! И как раз я должна тебе причинить неприятность.
— Что за неприятность?
— Я работаю на американскую секретную службу, — сказала Хелена.
Томас не замечал, что сигарета обжигала ему пальцы. Он долго молчал. Наконец он вздохнул.
— О Боже, опять это начинается.
— Я не хотела тебе этого говорить, я не имела права.
Они предупреждали меня. Но я должна сказать тебе всю правду. Они хотели меня убить, — прошептала Хелена.
— Пожалуйста, медленнее и с самого начала, — попро сил Томас, обретая уверенность. — Значит, ты являешься американским агентом?
— Да.
— А твой дядя?
— Мой начальник полковник Гирек.
— А замок?
— Снят. Наши люди в Германии сообщили, что ты планируешь грандиозную аферу. И для этого собираешься приехать в Цюрих. Когда в газете появилось твое объявление, мы получили указание предоставить тебе кредит до 100 тысяч франков. В объявлении был скрыт какой-то трюк, который мы не поняли, а нам хотелось об этом знать, чтобы прибрать тебя к рукам. ФБР хочет тебя заполучить при любых обстоятельствах. Они там с ума сходят по тебе.
Она начала опять плакать.
— Потом ты потребовал 750 тысяч. Мы заказали срочный разговор с Вашингтоном. Что, ты думаешь, они ответи ли нам? 750 тысяч? Бред. Такой суммой они не хотели рисковать и тогда ввели в действие меня.
— Тебя? — повторил он. — И поэтому ты предприняла это путешествие? Так это была игра?
— Да, и механик в Гренобле!
— О Боже, а я, идиот, ему еще и чаевые дал. А жених?
— Все выдумка! Все! И теперь… и теперь я влюбилась в тебя и знаю, если ты не будешь на нас работать, они причинят тебе большие неприятности.
Томас встал.
— Останься со мной, любимый!
— Я вернусь, дорогая, — сказал он уставшим тоном, я должен подумать в полном спокойствии, если ты разрешишь. Все это, знаешь ли, со мной уже происходило.
Томас покинул ее и пошел через салон в свою спальню Здесь, у окна, он долго смотрел в ночь. Затем позвонил на кухню и попросил шеф-повара.
— Спит, все равно разбудите его.
Через пять минут зазвонил телефон.
— Гастон, это Отт. Я только что пережил страшный удар судьбы. Мне нужно что-нибудь легкое, возбуждающее. Сделайте мне томатный коктейль и несколько сардин.
Он положил телефонную трубку и подумал, что ничто не прошло. И в 1957 году они так же прижали его, как и в 1939 году.
Через открытую балконную дверь Томас взглянул нагород, на звезды, блестевшие над Средиземным морем. Отмелькали в темноте, и из этой темноты вдруг возникли мужчины, женщины его прошлого, то приближаясь, тс удаляясь: рафинированные красотки, холодные агенты, могучие руководители концернов, расчетливые купцы, главари банд, платные убийцы.
Вся его жизнь прошла перед его глазами, дикая, полна авантюр, которая во всей полноте развернулась во время войны, а началась в тот памятный майский день в 1939 году
librolife.ru
Последние комментарии
| Главная » Книги » Зиммель Йоханнес Марио
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Читать онлайн "В лабиринте секретных служб [=Не каждый же день вкушать икру]" автора Зиммель Йоханнес Марио - RuLit
Томас Ливен отправился в выложенную черным кафелем ванную, а Бастиан в это время почистил смокинг хозяина.
— Как выглядит господин директор? — спросил Томас.
— Обычный провинциал. Жирный, бычий затылок и круглое брюшко.
Томас Ливен подумал: «Звучит симпатично». Надевая смокинг, он почувствовал запах коньяка.
— Ты успел приложиться к коньяку? — спросил он Бастиана.
— Только один глоточек, я немного взволнован.
— Оставь это! Если сегодня произойдет что-нибудь неожиданное, мне понадобится твоя светлая голова. Ты не имеешь права бить господина директора, если не трезв.
— Толстяка я возьму на себя, даже будучи мертвецки пьяным.
— Спокойно! Как тебе действовать, когда я буду звонить, ясно?
— Конечно.
— Повтори!
— Один звонок — я приношу следующее блюдо, два звонка — я несу фотокопии документов, три звонка—я вхожу с мешком песка.
— Я буду тебе благодарен, если ты не перепутаешь.
— Великолепный суп, — говорил спустя несколько минут директор Шеленберг. Он отклонился назад, вытирая салфеткой свои узкие губы.
— «Леди Керзон», — сказал Томас Ливен и позвонил один раз, нажимая на кнопку, скрытую под крышкой стола.
— Какая леди? — переспросил директор.
— «Керзон»—так называется суп. Черепаха с вишнями и сметаной, — ответил Томас.
— Ах, так!
Пламя свечи, стоявшей на столе, вдруг заколебалось. Бесшумно появился Бастиан, внося второе блюдо—курицу в красном перце. Пламя свечи успокоилось. Свет падал на темно-голубой ковер, широкий фламандский стол, на удобные деревянные стулья тоже старофламандской работы. Курица, несомненно, понравилась директору.
— Деликатес! Просто великолепно! Очень мило, что вы пригласили меня, герр Ливен. Где же мы можем поговорить о делах?
— Все обговаривается самым лучшим образом во время еды, герр директор, возьмите еще рису, он стоит перед вами.
— Благодарю, герр Ливен, скажите, о каком деле пойдет речь?
— Еще немного салата?
— Нет, спасибо.
— Ну, отлично, — сказал Томас Ливен и продолжил: — Герр директор, вы владеете бумажной фабрикой?
— Да, это так. Все восстановлено из руин.
— Этим можно гордиться. Ваше здоровье! — Томас поднял свой бокал.
— Спасибо. Принимаю ваш тост.
— Герр директор, насколько я знаю, вы изготавливаете особую бумагу с водными знаками?
— Да.
— Вы поставляете этот сорт бумаги для печатания новых акций акционерному обществу «СНПС»—Союзу немецких производителей стали, которое продает их сей час на бирже?
— Правильно. Могу вам сказать, что изготовление этой бумаги находится под строжайшим контролем, поднимается крик по поводу каждого испорченного клочка бумаги.
Это делается для того, чтобы мои рабочие не пришли к мысли напечатать себе пару акций.
— Герр директор, мне хотелось бы заказать 50 листов этой бумаги.
— Что? Вы… хотите…
— 50 листов большого формата бумаги, на которой печатаются акции. Как директору вам не составит большого труда обойти контроль.
— Но, ради Бога, что вы будете с ней делать?
— Печатать акции, естественно, а вы думали, зачем мне эта бумага?
Директор Шеленберг сложил свою салфетку, посмотрел не без сожаления на полную тарелку и сказал:
— Боюсь, я теперь должен идти.
— Ни в коем случае. Сейчас подадут яблоки в винном соусе и гренки с сыром.
Директор встал.
— Герр Ливен, я забуду, что когда-то был у вас.
— Сомневаюсь, что вы сможете когда-нибудь это за быть, — возразил Томас, добавляя в свою тарелку рис. — Почему, собственно, вы стоите, герр милитервиртшафтсфюрер? Сядьте!
Лицо Шеленберга стало красным. Он тихо переспросил:
— Что вы сказали?
— Садитесь, курица остывает.
— Вы сказали — милитервиртшафтсфюрер?
— Именно так я и сказал, вы были им, даже если в 1945 году забыли указать об этом в анкете. Зачем об этом вспоминать? В свое время вы достали себе новыедоку менты и сменили имя. Ваше имя было Макс.
— Вы с ума сошли!
— Ни в коем случае. Вы занимали этот пост в Познани.
Вас до сих пор разыскивает польское правительство как военного преступника, разумеется, под именем Макс, а не Шеленберг.
Директор сник на своем старофламандском стуле, вытер салфеткой затылок и бессильно произнес:
— Не понимаю, почему я слушаю вас?
— Видите ли, герр директор, — сказал Томас, — у меня тоже непростое прошлое, и я хочу за это получить от вас бумагу. Делать мне ее самому сложно, хотя надежных специалистов у меня достаточно. Вам стало плохо? Ну, ну! Выпейте глоточек шампанского, это поможет. Видите ли, герр директор, когда война близилась к концу, я имел доступ к секретным досье. В то время вы прятались в деревне Мисбах.
www.rulit.me
| Йоханнес Марио Зиммель "Не каждый же день вкушать икру"="В лабиринте секретных служб"="Пятый угол" - fiafia [Свежие записи][Архив][Друзья][Личная информация]
| |||||||||||
Читать онлайн "В лабиринте секретных служб [=Не каждый же день вкушать икру]" автора Зиммель Йоханнес Марио - RuLit
— Ложь!
— Извините меня, я имел в виду Розенталь.
На этот раз директор только молча поднял руку.
— Я знал, что вы там прячетесь, и мог бы вас арестовать, используя мое тогдашнее положение. Но подумал, что я получу, арестовав его? Можно выдать польскому правительству. А дальше?
Томас с аппетитом смаковал куриную ножку.
— И я сказал себе, если ты оставишь его в покое, то через пару лет он выплывет. Этот сорт людей никогда не тонет, всегда держится на поверхности.
— Неслыханная наглость, — сквозь зубы процедил директор.
— И тогда он сможет тебе чем-нибудь помочь. Я так думал, соответственно действовал и вижу: все идет прекрасно.
Шеленберг с усилием поднялся.
— Я иду прямо в полицию и сделаю заявление о шантаже.
— Рядом с вами стоит телефон, — ответил Томас и дважды нажал кнопку под крышкой стола.
Снова поколебалось пламя свечи, когда в комнату вошел Бастиан. Он нес на серебряном подносе фотокопии документов.
— Прошу ознакомиться, — предложил Томас. — На копиях вы, герр директор, в униформе, здесь также есть квитанции о вашем пожертвовании 100 тысяч марок на нужды СА и СС и приказы, подписанные вами в период 1941–1945 годов.
Директор снова свалился на свой старофламандский стул.
— Бастиан, можете убрать, герр Шеленберг уже созрел.
— Слушаюсь, уважаемый хозяин!
После того как Бастиан вышел, Томас Ливен проговорил:
— За эту сделку вы получите 50 тысяч марок. Хватит вам?
— Я не позволю меня шантажировать!
— А не поддерживали ли вы, герр Шеленберг, последнюю выборную кампанию своими солидными суммами? Как называется немецкий журнал, который интересуется подобными фактами?
— Вы сумасшедший! Вы хотите напечатать фальшивые акции! По вас плачет тюрьма. И я с вами туда попаду!
— Я не попаду в тюрьму. А вы попадете, если не дадите мне эту бумагу. Попробуйте, как вкусны яблоки, — Томас нажал кнопку один раз.
— Я в рот не возьму ни кусочка у вас. Вы шантажист!
— Когда я могу рассчитывать на получение бумаги, герр директор?
— Никогда, — закричал в раздражении Шеленберг, — никогда вы не получите от меня ни клочка бумаги!
В тот же день около полуночи Томас Ливен сидел со своим слугой в большой библиотеке перед камином, в котором жарко горели дрова. Красными, голубыми, желтыми, зелеными цветами переливались обложки сотен книг. Из проигрывателя тихо лилась музыка. Это был концерт для фортепьяно № 2 Рахманинова.
На Томасе был безупречный смокинг. Бастиан в расстегнутой рубашке сидел, положив ноги на соседний стул.
— Герр Шеленберг доставит бумагу через неделю. Сколько времени понадобится твоим друзьям, чтобы напечатать акции?
— Около десяти дней, — ответил Бастиан, поднося к губам большую рюмку с коньяком.
— Тогда 1 мая — прекрасная дата, День Труда. Я поедув Цюрих.
Он передал Бастиану акцию и лист бумаги.
— Вот образец для печатания, а на листе текущие номера, которые я хотел бы видеть на акциях.
— Если бы я знал, что ты намереваешься сделать, — проговорил Бастиан.
Только когда Бастиан оставался со своим хозяином наедине, он обращался к нему на «ты», так как знал Томаса уже 17 лет и раньше он был вовсе не слугой.
Бастиан привязался к Томасу еще с тех пор, когда познакомился с ним в Марселе на квартире главаря гангстерской банды. Кроме того, они находились некоторое время в одной тюремной камере, а это, согласитесь, сближает.
— Томми, так что ты хочешь?
— Речь идет, дорогой Бастиан, о завоевании доверия, моя операция с акциями будет элегантной. Никто незаметит, что это будет мошенничество. Все заработают, все будут довольны.
Мечтательно улыбнувшись, Томас достал золотые часы с репитером. Он получил их от своего отца. Через все перипетии его жизни часы сопровождали Томаса. Ему всегда удавалось их спрятать при бегстве или получить вновь при утрате. Томас нажал кнопку, на часах открылась крышка, и нежные звуки отбили время.
— У меня не укладывается в голове твоя идея, — сказал Бастиан. — Акция является документом, удостоверяющим право владельца на участие в прибылях предприятия. По очередным купонам получают определенные дивиденды, составляющие часть прибыли.
— Ну, и что из этого следует, мой дорогой?
— Боже мой, ведь купоны своих фальшивых акций ты не сможешь предъявить ни в один банк мира. Номера, которые там будут указаны, стоят также и на настоящих акциях, которыми где-то кто-то владеет. Мошенничествосразу же обнаружится.
www.rulit.me
Читать онлайн "В лабиринте секретных служб [=Не каждый же день вкушать икру]" автора Зиммель Йоханнес Марио - RuLit
Томас поднялся.
— Купоны я никогда не предъявлю.
— Тогда в чем же состоит трюк?
— Дай мне приготовить тебе сюрприз, — ответил Томас, подойдя к стенному сейфу и открывая цифровой замок. Тяжелая дверь из стали отодвинулась. В сейфе лежали деньги, два слитка золота со свинцовой сердцевиной, три коробочки с драгоценными камнями и стопка паспортов. Задумчиво рассматривая паспорта, Томас проговорил:
— В целях безопасности в Швейцарию лучше всего ехать под другим именем. Давай посмотрим, какие немецкие паспорта есть у нас?
Смеясь, он читал фамилии.
— Боже, сколько воспоминаний у меня связано с ними: Мориц Хаузер… Петер Шойнер… Людвиг Фрайхерр фон Транденленбург… Вильфрид Отт.
— Под именем Транденленбург ты отправил партию «кадиллаков» в Рио-де-Жанейро, герр Фрайхерра я бы оставил в покое, Хаузера тоже. Их до сих пор разыскиваютво Франции, — посоветовал Бастиан.
— Прошу вас садиться, господин Отт. Чем могу быть полезен? — спросил начальник отдела фондов, разглядывая визитную карточку, на которой было напечатано: «Вильфрид Отт. Промышленник из Дюссельдорфа».
Оба находились в кабинете начальника отдела фондов «Центрального банка Швейцарии» в Цюрихе. Хозяина кабинета звали Юлиус Вермонт. Томас Ливен, который сейчас имел фамилию Отт, спросил: — Вы француз, месье?
— Да, по матери.
— Тогда будем говорить по-французски, — предложил Томас Ливен на французском языке без малейшего акцента. Солнечная улыбка осветила лицо Юлиуса Вермонта.
— Могу ли я абонировать в вашем банке сейф? — спросил Томас.
— Разумеется, месье.
— У меня есть несколько акций «СНПС». Я хотел бы их оставить в Швейцарии, положить их у вас в абонированном сейфе. Но этот вклад я хочу сделать не на свою фамилию, а положить под номером.
— А, понимаю. Эти злые немецкие налоги, — сочув ственно кивнул Вермонт.
То, что иностранцы депонировали в швейцарских банках целые состояния, было ему хорошо известно. В 1957 году здесь находилось 150 миллиардов франков, принадлежащих иностранцам.
— Чтобы я не забыл, — попросил Томас, — дайте указание состричь купоны за 1958 и 1959 годы. Я не знаю, когда снова буду в Цюрихе, и хочу купоны иметь при себе, чтобы своевременно получить дивиденды. Это сэкономит и ваше и мое время. — Про себя же он подумал: «А меня избавит от тюрьмы».
Через некоторое время все было улажено. В кармане Томаса находилось удостоверение «Центрального банка Швейцарии», подтверждающее, что Вильфрид Отт, промышленник из Дюссельдорфа, депонировал в банке новые акции «СНПС» по номинальной стоимости один миллион франков.
В своем спортивном автомобиле, который в Цюрихе производил большое впечатление, возвращался Томас в отель «Адлон». В этом, как и во всех отелях мира, где останавливался Томас, его любили все служащие. Это зависело от вежливых манер, демократического поведения и чаевых. Прежде всего он прошел в ванную и спустил в унитаз купоны. Затем вышел на балкон и, усевшись в шезлонг, довольно щурясь на солнце, любовался маленькими суденышками, скользившими по глади Цюрихского озера.
После краткого отдыха Томас сел за письменный стол и написал на бланке отеля следующее объявление:
«Немецкий промышленник ищет на два года участия в делах под высокие проценты и надежное обеспечение в Швейцарии.
Только серьезные предложения с банковскими документами будут приняты во внимание».
Двумя днями позже это объявление появилось в «Новой цюрихской газете» на заметном месте. Был указан и почтовый адрес, на который следовало направлять предложения.
Сидя на балконе под покровом тента, Томас сортировал поступившие предложения. Их можно было разделить на четыре группы:
17 писем содержали предложения принять участие в торговле недвижимостью, продаже антиквариата, ювелирных изделий и автомобилей. Отправители не имели достаточно денег для расширения дела. 10 писем пришло от господ, не имевших денег, но знавших, куда лучше поместить капитал, 11 писем с фотокарточками прислали дамы, предлагавшие не деньги, а себя, 8 писем от господ, нуждавшихся в наличных деньгах.
38 писем Томас порвал. Из оставшихся только два привлекли его внимание. Одно, напечатанное на плохой бумаге и на не очень хорошем немецком языке. Отправитель предлагал кредит в сумме одного миллиона швейцарских франков под солидные проценты. Под ним стояла подпись: «Пьер Мурелли. Посредник по продаже домов». Второе письмо было написано красивым почерком на бланке, в центре которого находилась корона. Текст гласил:
www.rulit.me
Часть 1. Агент-двойник. В лабиринте секретных служб [=Не каждый же день вкушать икру]. Зиммель Йоханнес Марио
Часть 1. Агент-двойник
24 мая 1939 года без двух минут десять перед домом 122 по Ломбард-стрит в самом центре Лондона остановился черный «Бентли-Кабриолет». Из него вышел молодой элегантный мужчина. Загорелая кожа, манера движения, пробор на голове находились в явном противоречии с его педантичной одеждой.
На нем были брюки в черно-серую полоску с безупречной складкой, двубортный короткий пиджак темного цвета, черная жилетка с золотой цепочкой от часов, белая рубашка со стоячим воротником и жемчужно-серый галстук.
Прежде чем закрыть дверь автомобиля, он взял с сиденья шляпу и газеты: «Таймс» и напечатанную на розовой бумаге «Финансовый Таймс».
Тридцатилетний Томас Ливен подошел к входу в дом, на котором висела черная мраморная доска с золотыми буквами.
МАРЛОК И ЛИВЕН. АГЕНТСТВО ДОМИНИОНОВ
Томас Ливен был самым молодым банкиром Лондона и самым удачливым. Блестящей карьере он был обязан своей интеллигентностью, способностью серьезно действовать и вести две совершенно различные жизни.
Сама корректность был Томас Ливен на бирже. Вне этих священных мест он был молодой человек, пользующийся исключительным вниманием женщин. Один раз в неделю Томас посещал свой клуб в фешенебельном квартале Лондона и два раза в неделю занимался джиу-джитсу. Томас любил жизнь, и жизнь, казалось, любила его.
Роберт Марлок, его старший партнер, стоял посреди кассового зала, когда Томас вошел в банк и с достоинством поклонился.
Марлок — человек 50 лет, высокий, худой. Его водянистые глаза останавливались на собеседнике таким образом, что тому делалось неприятно.
— Хелло, — сказал Марлок.
— Доброе утро, господа.
Шесть служащих, сидевших за письменными столами, тоже поприветствовали Томаса.
Марлок стоял у металлического столба, на котором был установлен телеграфный аппарат, накрытый стеклянным колпаком, печатавший на узкой ленте, казалось, бесконечной, биржевые курсы. Томас подошел к партнеру и посмотрел записи ленты.
Руки Марлока почему-то слегка задрожали. Можно было сказать, глядя на них, что это руки шулера. Однако Томас не обратил на них внимания.
— Когда вы вылетаете в Брюссель? — нервно спросил Томаса Марлок.
— Сегодня вечером.
— Самое время. Смотрите, как неустойчивы ценности. Это следствие проклятого нацистского стального пакта. Газеты читали, Ливен?
— Конечно, — ответил Томас. Это звучало с большим достоинством, чем просто «да».
Газеты утром 24 мая сообщили о заключении между Германией и Италией договора о дружбе и союзе. Этот договор был назван «Стальным Пактом».
Через главный зал, старомодный кассовый зал Томас прошел в свой кабинет. Марлок последовал за ним и плюхнулся на один из обитых кожей стульев, стоявших перед высоким письменным столом.
Сначала господа обсудили, какие бумаги Томас должен продать, а какие купить. Их фирма имела отделение в Брюсселе. Кроме этого, Томас был пайщиком одного из частных банков Парижа.
После обсуждения деловых вопросов Марлок с выработанной годами привычкой, глядя своему собеседнику в глаза, сказал:
— Ливен, у меня есть частная просьба. Вы, конечно, помните Луизу?
Томас хорошо ее помнил. Красивая блондинка из Кёльна жила в Лондоне у Марлока на содержании. Затем Луиза вернулась в Германию. Никто не мог по этому поводу сказать ничего определенного.
— Неудобно с моей стороны затруднять вас этим, Ливен, — проговорил Марлок своему младшему партнеру, — но я подумал, если вы будете в Брюсселе, для вас не составит большого труда заехать в Кёльн и поговорить с Луизой.
— В Кёльн? Почему вы сами не едете? Вы же немец.
Марлок продолжал:
— Я охотно поехал бы в Германию, но международное положение… Кроме того, я Луизу сильно обидел. И совершенно откровенен — в этом скандале повинна другая женщина. Луиза оставила меня. Скажите ей, я прошу у нее прощения. Я заглажу свою вину. Она должна вернуться.
Утром 26 мая 1939 года Томас прибыл в Кёльн. На здании «Дом Отеля» развевались огромные флаги со свастикой. Повсюду в городе висели такие флаги. Праздновалось заключение «Стального Пакта».
Кругом были люди в униформе. В холле отеля каблуки щелкали, как выстрелы. В номере на столе стоял портрет фюрера. Томас повесил на него свой обратный билет на самолет до Лондона.
Он принял горячий душ, оделся и позвонил Луизе Бреннер. Когда трубка на противоположном конце провода была снята, раздался подозрительный шум, на который Томас не обратил внимания. Суперагенту 1940 года в 1939 году ничего не было известно об аппаратах подслушивания.
— Бреннер, — прозвучал голос в трубке.
Это была она, ее прокуренный возбуждающий голос, который он еще помнил.
— Фройляйн Бреннер, это Ливен. Томас Ливен. Я толь ко что приехал в Кёльн.
— О, Боже! — сказала она. В трубке опять возник шум.
— Фройляйн Бреннер Марлок просил меня посетить вас.
— Подлец!
— Неправда!
— Жалкий подлец!
— Фройляйн Бреннер, Марлок просит у вас прощения.
Разрешите, я к вам зайду?
— Нет.
— Но я ему обещал.
— Уезжайте, герр Ливен, отсюда с первым же поездом.
Вы не знаете, что здесь творится.
Шум в трубке продолжался, но Томас не обращал на него внимания.
— Нет! Нет! Фройляйн Бреннер, это вы не знаете, что делается…
— Герр Ливен…
— Оставайтесь дома. Я через десять минут буду у вас.
Томас положил трубку и поправил узел галстука. Спортивное возбуждение охватило его. Такси быстро доставило Томаса в Линденталь. Здесь на втором этаже одной из вилл на улице Бетховен-парк жила Луиза. Он позвонил, за дверью раздался приглушенный шепот. Женский и мужской голоса. Томас немного удивился, но никакого подозрения у него не возникло. Открылась дверь, и он увидел Луизу Бреннер. Она была очень возбуждена.
— Сумасшедший! — прошептала она, узнав Ливена.
Затем события развивались очень быстро.
Два человека показались из-за Луизы. Они были одеты в кожаные пальто и выглядели, как мясники. Один из них грубо оттолкнул Луизу, другой схватил Томаса за лацканы пиджака.
Забыты были самообладание, осторожность и уравновешенность.
Обеими руками Томас схватил одного из «мясников» и изящно повернулся, как в танцевальном па. Ошеломленный «мясник» повис на правом бедре Томаса. Хрустнул сустав. «Мясник» дико закричал, пролетел по воздуху и приземлился с шумом на полу, оставшись без движения.
— Моя подготовка по джиу-джитсу оправдала себя, — сказал Томас. — Ну, а теперь с вами, — обратился он ко второму.
Светлая блондинка стала красной. Второй «мясник» попятился назад.
— Нет… не делайте этого, герр Ливен.
Он вынул пистолет из кобуры.
— Я предупреждаю вас, будьте разумным.
Томас остановился. Только идиот борется с человеком, вооруженным револьвером.
— Вы арестованы… именем закона, — испуганно про шептал «мясник».
— Арестован? Кем?
— Гестапо.
— Ну и дела, — проговорил Томас, — если я расскажу об этом в клубе!
Томас любил свой лондонский клуб, так же как клуб любил его. Со стаканом виски в руке и трубкой во рту, сидя у пылающего камина, слушали члены клуба каждый четверг вечером истории, которые они рассказывали по очереди.
«После возвращения я расскажу неплохую историю», — подумал Томас.
История была, действительно, неплохая. Правда, сделает ли он это и вообще увидит ли свой клуб?
Он был еще очень уверен в себе, когда в тот же день очутился в комнате особого отдела «Д» в управлении гестапо города Кёльна.
«Все происшедшее—сплошное недоразумение, — думал он, — через полчаса я выйду отсюда».
Хаффнер была фамилия комиссара, принявшего Томаса. Это был толстый человек с узкими свиными глазками. Очень чистоплотный человек. Он без остановки чистил зубочисткой свои ногти.
— Я слышал, вы сильно избили одного из камерадов, сказал Хаффнер зло. — Это вам дорого обойдется, Ливен!
— Почему я арестован?
— Валютные преступления, — ответил Хаффнер, — давненько вас ожидаем.
— Меня?
— Или вашего партнера Марлока. Со времени возвращения из Лондона Луизы она находится под наблюдением. Я знал, рано или поздно один из вас, подлых собак, вынырнет.
Хаффнер подвинул папку Томасу.
— Лучше всего я покажу вам, какими материалами мы располагаем, и тогда посмотрим, какая у вас будет физиономия.
«Действительно, это любопытно», — подумал Томас. Он начал листать большой том и через некоторое время рассмеялся.
— Что комичного вы нашли? — спросил Хаффнер.
— Ну, послушайте, это ведь чудесная вещь! — Из документов следовало, что лондонский частный банк «Марлок и Ливен» сыграл с третьим рейхом злую шутку, а именно, используя то обстоятельство, что на Цюрихской бирже немецкие облигации, вследствие политических причин, длительное время котировались по 20 % от номинала, они или другие лица, скрывавшиеся под этой фирмой, в первом квартале 1936 года скупили государственные облигации, заплатив за них контрабандно вывезенными рейхсмарками.
После чего один из швейцарских граждан, подставное лицо, получил задание скупить по дешевке в Германии высоко ценившиеся в других странах картины так называемого «вырождающегося искусства». Нацистские власти охотно разрешили вывоз этих картин. Во-первых, они избавлялись от них, во-вторых, получали так необходимую для вооружения валюту. Швейцарское подставное лицо платило за картины 30 % стоимости в швейцарских франках. Это полностью устраивало наци. Остальные 70 % уплачивались немецкими государственными облигациями, которые, вернувшись на родину, приобрели номинальную стоимость, т. е. в пять раз большую, чем за них заплатил банк «Марлок и Ливен».
«Я такую операцию не проводил, — подумал Томас, — это, наверное, Марлок. Он знал, что немцы его ищут, что Луиза под наблюдением и что меня арестуют и он таким образом получит в единоличное владение банк».
— О, Боже! — вслух произнес Томас.
— Так, — сказал Хаффнер, — теперь эта старая хитрая морда успокоится, не так ли, Ливен?
Он прекратил чистить ногти и этой же зубочисткой стал ковырять в зубах.
«Проклятье, что же мне предпринять?» — думал Томас. И тут у него мелькнула мысль.
— Разрешите мне позвонить?
Хаффнер прищурил свои свиные глазки:
— С кем вы хотите поговорить?
— С бароном фон Видель.
— Никогда не слышал.
Томас повысил голос:
— Его превосходительство Бодо барон фон Видель-посол для чрезвычайных поручений МИДа. Вы не слышали о нем?
— Я… я…
— Выньте зубочистку изо рта, когда разговариваете со мной.
— Что вы хотите от герр барона? — спросил он.
Хаффнер имел дело с обычными бюргерами. С арестованными, которые кричат на него и знают бонз, он чувствовал себя неуверенно.
— Барон мой лучший друг! — с вызовом сказал Томас.
Он познакомился с Виделем, который был намного старше его, в 1929 году на одной из студенческих вечеринок. Видель ввел Томаса в аристократические круги Лондона. Томас выплатил по векселю барона, выданному без покрытия. Их дружба продолжалась, пока Видель не вступил в нацистскую партию. После этого Томас устроил ему скандал и разошелся с ним.
«Хорошая ли память у Виделя?» — думал Томас.
— Если вы сейчас же не предоставите мне возможность позвонить, — Томас уже кричал на Хаффнера, — завтра можете искать другую работу.
Хаффнер поспешно схватил телефонную трубку:
— Алло! Берлин, но, поторопитесь, вы, сони.
«Фантастастично, совершенно фантастично», — думал Томас, слыша через несколько секунд голос своего собрата по студенческой корпорации.
— Бодо, это Ливен! Томас Ливен, помнишь ли ты меня?
Квакающий смех зазвучал в его ушах.
— Томас, парень, вот это сюрприз. Тогда ты мне устроил спектакль, а сегодня ты сам в гестапо.
Томас закрыл глаза. Голос барона продолжал весело звучать.
— Смешно. Риббентроп или Шахт сказали недавно, что у тебя есть банк в Англии.
— Действительно, есть. Бодо, послушай…
— А, внешняя разведка, понимаю. Теперь ты убедился, насколько я был прав тогда?
— Бодо…
— Я должен тебя называть комиссаром?..
— Бодо…
— Криминальным советником?..
— О небо, послушай же наконец, — сказал Томас. Я не работаю в гестапо. Я арестован.
После этого в трубке наступило молчание. Хаффнер удовлетворенно хмыкнул, прижимая отводную трубку плечом к уху, — он продолжал чистить ногти.
— Ты меня понял, Бодо?
— Как же, как же. К сожалению. Что тебе предъявляют?
Томас ответил.
— Это плохо, старик. Я не могу вмешиваться. Мы живем в правовом государстве. Если ты действительно не виновен, тебя отпустят. Всего хорошего. Хайль Гитлер!
— Ваш лучший друг, да? — сыронизировал Хаффнер.
У Томаса отобрали подтяжки, галстук, шнурки, бумажник и его любимые часы с репитером, потом его заперли в одиночку. Здесь Томас провел остаток дня и ночь. Голова работала лихорадочно. Должен же быть выход. Должен. Должен. Но он не находил его.
Утром 27 мая Томаса повели на допрос. В комнате рядом с Хаффнером он увидел майора вермахта, бледного, озабоченного человека. Гестаповец выглядел раздраженным. Казалось, оба перед его приходом сильно поссорились.
— Согласно приказу я оставляю вас одних, — зло про изнес Хаффнер и исчез.
— Майор Лооз из штаба округа, — представился он. — Барон Видель позвонил мне. Я должен позаботиться о вас.
— Позаботиться?
— Да. Вы совершенно невиновны. Вас подвел ваш партнер. Это мне совершенно ясно. Томас облегченно вздохнул.
— Я рад, что вы пришли к этому выводу, герр майор, я свободен, я могу идти?
— Как так идти? Куда? Так вы придете только в тюрьму.
— Но я же совершенно невиновен!
— Объясните все это гестапо.
«Да, — подумал Томас, — за этим еще что-то последует».
— Видите ли, Ливен, — продолжал Лооз, — выход есть. Вы немец, культурный человек, знаете мир, свободно владе ете английским и французским. Таких в наши дни ищут.
— Кто?
— Мы. Я офицер абвера, герр Ливен. И могу вас вытащить отсюда, если вы согласитесь работать с нами. Кроме того, мы хорошо платим.
Майор Лооз был первым представителем секретной службы, которого встретил Томас. Других ему еще предстояло узнать. Среди них будут англичане, французы, американцы, чехи, русские и испанцы.
18 лет спустя после первой встречи с Лоозом, 18 мая 1957 года, находясь в роскошных апартаментах отеля в Каннах и глядя в ночную тишину, Томас думал: «В своей основе эти люди во всем похожи друг на друга. Все они действуют жестоко и разочарующе. Все они как бы выброшены из общества нормальных людей. Они, как наркоманы, окружают себя комическими атрибутами своей власти, своих тайн, своего страха. Они играют бесконечный спектакль. Все они страдают комплексом неполноценности». Все это знал Томас в прекрасную майскую ночь 1957 года, но не 27 мая 1939 года. Тогда он был буквально озадачен предложением майора работать на германский абвер.
«Так я выкручусь из этой неприятности», — думал Томас и не знал, как глубоко он завязнет, принимая предложение.
Когда самолет «Люфтганзы» пробил низкую облачность над Лондоном, пассажир, занимавший кресло во втором ряду, глубоко вздохнул. Стюардесса поспешила к нему.
— Вам нехорошо, господин? — спросила она и увидела, что он радостно улыбается.
— Извините. Я чувствую себя великолепно, просто я подумал об очень смешном, — ответил Томас.
Он вспомнил разочарованное выражение лица нациста из камеры хранения кёльнского управления гестапо, когда тот выдавал ему его вещи. Чиновник никак не хотел расставаться с золотыми часами с репитером. Томас взял любимые часы и нежно провел пальцем по крышке. При этом он заметил краску под ногтями и снова рассмеялся, вспоминая об оттисках пальцев, оставленных в картотеке, и своей фотографии на анкете агента абвера.
— Послезавтра к вам придет мистер Смит проверить газовую колонку в ванной. Вы поступаете в полное распоря жение этого человека — мистера Смита, — напомнил майор Лооз Томасу на прощание.
«Мистер Смит будет действительно удивлен, если он явится. Я спущу его с лестницы, вышвырну вон», — думал Томас.
Машина теряла высоту, заходя юго-западным курсом в лондонский аэропорт. Томас посмотрел на свои часы и потер руки. Он чувствовал себя прекрасно. Снова в Лондоне. Скорее домой. Принять горячую ванну, затем виски, закурить трубку. Клубные друзья. Рассказы. И, конечно же, Марлок. Так велика была радость возвращения, что раздражение на мистера Смита стало пропадать. Должен ли он именно так с ним расстаться? Может быть, у него есть объяснения, которые следует принять? Возможно, у него были трудности. Во всяком случае, сначала его надо выслушать.
Через семь минут наш герой шагал по залитой дождем площади перед четырехэтажным зданием аэровокзала. Под зонтом, насвистывая, направился он в зал, к которому вели два коридора, образованные натянутыми канатами. Над правым висела табличка «Для англичан», над левым — «Для иностранцев».
Томас повернул налево и очутился перед стойкой иммиграционного офицера.
Чиновник, пожилой человек с пожелтевшими от никотина усами, взял его немецкий паспорт, который Томас передал ему с дружеской улыбкой. Он полистал его и, посмотрев на владельца, произнес:
— Я сожалею, но вы не имеете права ступать на британскую землю. Никогда.
— Как это понимать?
— Сегодня вы выдворены из страны, мистер Ливен.
Прошу следовать за мной, два господина ждут вас.
Господа поднялись, когда Томас вошел в комнату. Они выглядели, как озабоченные чиновники, невыспавшиеся и страдающие болезнью желудка.
— Морис, — представился один.
— Ловой, — сказал другой.
«Кого они мне напоминают?» — размышлял Томас. Он был очень раздражен. Однако старался быть вежливым.
— Господа, что все это означает? Я семь лет живу в Англии и ничего плохого за это время не сделал.
Человек по имени Ловой поднял высоко газету и прочитал:
— Лондонский банкир арестован в Кёльне!
— Ну и что? Это было позавчера. Сегодня я в Лондоне.
Немцы освободили меня.
— И почему же, — спросил Морис, — гестапо освобождает человека, которого только что арестовало?
— Моя невиновность была полностью доказана.
— Ах, так, — сказал Ловой.
— Ах, так, — повторил Морис.
Господа многозначительно переглянулись. Первым заговорил Морис:
— Мы из «Секрет Сервис», мистер Ливен, нами получена информация из Кёльна. Совершенно бесполезно лгать.
«Теперь я вспомнил, кого они мне напоминают, — подумал Томас, — майора Лооза! Тот же спектакль, те же трюки».
— Тем лучше, если вы из «Секрет Сервис», господа, — раздраженно сказал Томас. — Вас, наверное, заинтересует, что гестапо лишь потому освободило меня, что я согласился работать на германский абвер.
— Мистер Ливен, до какой степени вы считаете нас наивными?
Томас настаивал:
— Я сказал вам правду, одну голую правду. Абвер шантажировал меня. Я не чувствую себя связанным этим обязательством. Я хочу жить на свободе.
— Вы ведь сами не верите, что мы вас после этого признания оставим в Англии. Вы официально выдворены, потому что любой иностранец, вступивший в конфликт с законом, высылается из страны.
— Я полностью невиновен. Меня обманул мой партнер.
Дайте мне возможность встретиться с ним, тогда вы убедитесь в этом.
Чиновники обменялись многозначительными взглядами.
— Вы не сможете переговорить со своим партнером, мистер Ливен, — сказал Ловой.
— Почему же?
— Потому, что ваш партнер уехал из Лондона.
Томас побледнел.
— По-покинул Ло-Лондон, — начал он заикаться.
— Да, он выехал в Шотландию, но куда именно, точно никто не знает.
— Проклятье! Что же мне делать?
— Вернитесь к себе на родину.
— Но там же меня посадят. Я выпущен лишь для того, чтобы шпионить в Англии!
Оба мистера посмотрели друг на друга. Томас чувствовал, что сейчас еще что-то последует. Морис заговорил холодно и деловито:
— Насколько я могу судить, существует только один выход для вас, мистер Ливен, — это работать на «Секрет Сервис».
«О небо! — подумал Томас. — Если я расскажу об этом в клубе, то никто не поверит».
— Играйте с нами против немцев, и мы оставим вас в Англии. Мы поможем вам разобраться с Марлоком. Мы защитим вас.
Томас почувствовал дрожь. Затем он стал серьезным, поправил галстук и жилетку. Момент неожиданности и растерянности прошел. Он понял, что должен вести борьбу.
— Я отклоняю ваше предложение, господа, и улетаю в Париж, — сказал он. — С помощью лучшего адвоката Франции я начну процесс против моего партнера и британского правительства.
— Я бы не стал этого делать, мистер Ливен.
— И все же я так и сделаю!
— Это доставит вам много неприятностей.
— Посмотрим. Я отказываюсь верить, что весь мир является сумасшедшим домом.
Через год он в этом уже не сомневался. А 18 лет спустя вообще был в этом глубоко убежден. Весь мир — дом умалишенных. Это истина в наш век утраченного разума. 28 мая 1939 года молодой элегантный господин заказывал в популярном среди гурманов ресторане «Дорогой Пьер», расположенном на площади Этуаль, ужин.
— Эмиль, принеси что-нибудь легкое на закуску, затем раковый суп, после говяжий медальон с шампиньонами. На десерт «Ку пе Жака» (мороженое со взбитыми сливками и фруктами).
Пожилой седовласый старший гарсон Эмиль смотрел на гостя с улыбкой, полной симпатии. Он знал Томаса Ливена много лет. Рядом с Томасом сидела красивая девушка с блестящими черными волосами и кукольными глазами на овальном лице. Юная дама звалась Мими Хамбер.
— Мы голодны, Эмиль, после театра. Сегодня ставили Шекспира с Жаном-Луи Барро.
— В этом случае разрешите вместо холодной легкой закуски порекомендовать вам горячие бутерброды с лососиной. Шекспиру это ближе.
Они рассмеялись, а старый гарсон поспешил на кухню.
Ресторан располагался в длинном темноватом зале, но был очень уютным. На даме было шелковое платье с глубоким декольте, плотно облегающее талию и бедра. Изящная, маленького роста молодая актриса всегда, даже утром, была слегка подкрашена умело наложенной косметикой.
Томас был знаком с ней уже два года. Он улыбнулся Мими и перевел дыхание.
— Ах, Париж! Единственный город, в котором можно еще жить. Мы провели с тобой несколько прекрасных недель.
— Мне так приятно, что ты испытываешь радость, мой дорогой. Сегодня ночью ты был так неспокоен, говорил одновременно на трех языках. Я поняла только французский. Что-то случилось с твоим паспортом? Ты долго говорил о выдворении, о разрешении на проживание. Сейчас очень много немцев в Париже, у которых полно забот с паспортами.
Он нежно поцеловал ей кончики пальцев.
— Не беспокойся. Я попал в глупую историю. Томас говорил со спокойной убежденностью, веря в свои слова.
— Со мной поступили несправедливо, понимаешь, сердце мое? Меня обманули. Несправедливость существует иногда долго, вечно — никогда! У меня теперь отличный адвокат. И то короткое время, которое я хочу провести с тобой и которое понадобится, чтобы передо мной извинились, я хочу жить в Париже.
Спустя некоторое время к их столу подошел кельнер.
— Месье Ливен, два господина хотят с вами поговорить.
Беззаботно оглянувшись, Томас увидел двух мужчин, стоявших у входа и приглашающе улыбавшихся. Томас поднялся.
— Я сейчас вернусь, дорогая, — сказал он и пошел к входу.
— Чем могу быть вам полезен, месье?
Оба господина в помятых дождевиках переглянулись. Затем один из них сказал:
— Месье, мы были уже на квартире мадемуазель Хамбер. Криминальная полиция вынуждена вас арестовать.
— Что я сделал? — тихо спросил Томас.
— Скоро вы узнаете.
«Ужас продолжается», — подумал Томас. Однако дружелюбно сказал:
— Вы французы и знаете, какой грех мешать при еде.
Можно ли повременить с моим арестом, пока я не кончу ужин?
Оба чиновника заколебались.
— Сейчас мы позвоним шефу. — Один из полицейских исчез в телефонной будке и вскоре вернулся.
— Все в порядке, месье. У шефа только одна просьба.
— Какая же?
— Он спрашивает, не может ли он сюда приехать и с вами поужинать, ведь за хорошей едой все обсуждается легче.
— Хорошо. Согласен. Могу ли я спросить, кто ваш шеф?
Чиновники назвали незнакомую ему фамилию. Томас вернулся к столу и попросил Эмиля принести еще один прибор.
— Я ожидаю гостя, Мими.
— Кто же еще придет, дорогой? — улыбаясь, спроси ла она.
— Некий полковник Сименон.
— Ох! — произнесла Мими.
Полковник Юлиус Сименон оказался симпатичным человеком. С ухоженными усами, умными ироническими глазами и римским носом, он походил бы на актера Адольфа Мено, если бы был выше ростом. Томас отнесся к нему с большим уважением, Мими поприветствовала его как старого знакомого, что немного обеспокоило нашего героя. Костюм полковника был пошит, бесспорно, у первоклассного портного, но он блестел на локтях и спине. Полковник носил в галстуке золотую заколку с жемчужиной и небольшие запонки из золота, однако каблуки его обуви были сбиты.
За закуской и супом беседовали о Париже. За вторым полковник начал разговор.
— Месье Ливен, извините, что я мешаю вам ужинать. Прекрасный картофель, не правда ли? Но я получил приказ высшего начальства. Мы ищем вас целый день.
Томасу казалось, что он слышит издалека голос Жана-Луи Барро, который в сегодняшнем спектакле играл роль Ричарда Третьего. Отдаленно улавливал смысл, но не понимал.
— Да, прекрасный картофель, полковник. Здесь умеют готовить. Дважды кипятить в масле. О, французская кухня…
Томас положил руку на плечо Мими. Полковник улыбнулся. «Все больше и больше мне нравится этот полковник», — думал Томас. Полковник продолжал:
— Вы прибыли в Париж не только ради хорошей кухни.
Мы тоже имеем своих людей в Кёльне и Лондоне. Мы знаем, что вы пережили у уважаемого майора Лооза, страдает ли он все еще от печени?
Томасу снова показалось, что он слышит голос Барро, и снова ему послышалась строфа бессмертного Шекспира, но он не мог ее понять. И почему смеется Мими?
— Месье Ливен, — сказал Сименон, — я уверяю вас в своей симпатии к вам. Вы любите французскую кухню. Вы любите Францию. Но, к сожалению, я имею приказ. Я должен вас выдворить. Вы очень опасны для моей бедной, подвергающейся угрозе нападения страны. Мы доставим вас к границе еще сегодня, и вы больше никогда не сможете ступить на землю Франции.
Томас начал смеяться. Он услышал опять голос полковника.
— И это потому, месье Ливен, — говорил он, добавляя себе в тарелку шампиньоны, — что вы агент недружественного нам государства. Но у вас есть выход. Вы перевербуетесь и будете работать на нас, на «Второе бюро».
Томас насторожился и подумал: «Как я опьянел», — а вслух продолжил:
— Вы делаете мне предложение в присутствии этой девушки?
— Но почему же нет, дорогой? — спросила Мими и по целовала его. — Я ведь тоже состою в этом бюро.
— Ты тоже? — поперхнулся Томас.
— Я немного зарабатываю на этом. Ты злишься?
— Мадемуазель Хамбер является одной из красивейших патриоток, каких я знаю во Франции, — объявил Сименон. — Месье Ливен, — продолжал он, — согласны ли вы с нами работать?
Томас смотрел на Мими, на милую, нежную Мими. Он смотрел на полковника, человека, умудренного опытом. «Для меня нет другого выхода», — подумал он.
— Ах, дорогой, будь милым и иди к нам, — голос Мими звучал в одном ухе.
— Месье, вы решились? — слышался голос полковника в другом ухе.
— Я согласен, — промолвил Томас.
«Сначала немецкий абвер, затем „Секрет Сервис“, теперь „Второе бюро“. И все в течение 96 часов. Четыре дня назад я жил в Лондоне, уважаемый гражданин, удачливый банкир. Кто отнял у меня все это? Кто поверит всему в моем клубе?» — Томас провел своей узкой, изящной рукой по коротко остриженным волосам и сказал:
— Мне кажется, мое положение серьезно, но не безнадежно. Точнее выражаясь, я сижу на развалинах моего гражданского существования. Это исторический момент!
Его надо отметить.
— Эмиль! — позвал он.
Старый гарсон подошел к столу.
— У нас есть причина отметить праздник. Шампанское, пожалуйста!
Мими нежно поцеловала своего друга.
— Месье, я преклоняюсь перед вашим поведением и счастлив, что вы согласились работать на нас.
— Я не заявлял о своей готовности, просто у меня нет другого выхода.
— Это все равно.
— Вы можете на меня рассчитывать, пока идет мой процесс. Если я его выиграю, то буду жить в Лондоне. Понятно?
— Полностью, месье, — усмехнулся полковник Сименон, как будто он был провидцем и знал, что Томас и после второй мировой войны не выиграет процесс и что он никогда больше не будет жить в Лондоне.
— Я хотел бы знать, в какой области представляю для вас ценность?
— Вы ведь банкир?
— И что?
— Мадемуазель рассказывала мне, какой вы способный!
— Но, Мими, — сказал Томас маленькой актрисе с блестящими черными волосами и веселыми глазами, — это так нескромно с твоей стороны.
— Мадемуазель это сделала в интересах нации. Она просто замечательная.
— Я так понимаю, что вы, месье полковник, имеете основания давать такую оценку Мими.
Мими и полковник заговорили одновременно.
— Как офицер я даю вам честное слово…
— Ах, дорогой, это было задолго до тебя, — сказала Мими.
Потом оба замолчали и засмеялись. Мими прильнула к Томасу. Она была влюблена в этого человека, который действовал так серьезно и так несерьезно выглядел. Он был классическим типом британского джентльмена-банкира и при этом жизнерадостный и самобытный, как все мужчины, которых Мими знала. А знала она их множество.
— Задолго до меня, — повторил Томас. — Ах, так, ну, хорошо. Господин полковник, по вашим словам, я могу быть полезным как финансовый советник французской секретной службы?
— Совершенно верно, месье, вы будете выполнять особые задания.
— Позвольте, пока не принесли шампанское, сказать несколько слов. Несмотря на мою относительную молодость, у меня есть ряд принципов. Если они войдут в противоречие с моей будущей деятельностью, то лучше сразу же меня высылайте.
— Каковы же эти принципы, уважаемый месье Ливен?
— Я отказываюсь носить униформу, господин полковник, стрелять в людей, сеять в них страх, арестовывать и пытать.
— Ну, что вы. Для такой мелочи использовать вас просто жаль.
— Я не буду наносить ущерб и грабить. Это возможно только в тех случаях, когда я сам буду убежден в необходимости этого в отношении конкретных лиц.
— Не беспокойтесь, месье, вы останетесь верны своим принципам. Мы рассчитываем использовать вас исключительно тогда, когда потребуется ваш мозг.
Эмиль принес шампанское. Они выпили. Затем полковник продолжал:
— На одном я должен настаивать: вы обязаны пройти курс подготовки тайного агента. Этого требует порядок в нашей организации. Там изучают такие трюки, о которых вы ничего не знаете. Я позабочусь, чтобы вы скорее попали в специальный лагерь.
— Но не сегодня же ночью, Юлиус, — проговорила Мими и нежно погладила руку Томаса.
Ранним утром 30 мая 1939 года два человека в дешевых костюмах заехали за Томасом. Это были низко оплачиваемые агенты. На Томасе был темно-серый костюм, белая рубашка, черный галстук, шляпа и черные туфли. В руке он держал небольшой чемодан.
Два серьезных господина не спускали с него глаз. Когда Томас захотел выглянуть из грузовика, на котором они ехали, он понял, что установить маршрут следования невозможно, так как машина была наглухо закрыта брезентом. Через пять часов у него заболели все кости от тряски. Наконец грузовик остановился, сопровождающие пригласили Томаса выйти. Оглянувшись, он установил, что они находятся в пустынной, всхолмленной местности, покрытой камнями и обнесенной колючей проволокой. На заднем плане в редком лесочке виднелось унылое серое здание. У ворот лагеря стоял вооруженный солдат. Оба господина подошли к нему и предъявили бесчисленное множество удостоверений и документов, которые часовой внимательно изучал.
В это время на дороге показался старик с тележкой, нагруженной сучьями. Томас полюбопытствовал:
— Далеко ли тебе идти, дедушка?
— Черт возьми, осталось еще три километра до Сант-Николас, сынок.
— А где это?
— Около Нанси.
«Ага, так», — отметил Томас про себя. Его сопровождающие меж тем вернулись. Один из них проговорил:
— Извините нас за то, что мы везли вас в закрытом грузовике. Строгий приказ. Вы не должны знать месторасположение лагеря.
Томас многозначительно усмехнулся.
Старое здание было оборудовано как третьеразрядный отель.
«Довольно бедно, — подумал Томас, — кажется, господа не имеют денег в достаточном количестве. Надеюсь, клопов нет. Ну и в положение я попал».
Кроме Томаса на курсах обучались еще 27 агентов, главным образом французы, два немца, пять австрийцев, один поляк и один японец.
Начальником курсов был худой, бледный человек с нездоровым цветом лица. Так же замкнут, так же полон таинственности, пренебрежения и неуверенности, как и его немецкий коллега майор Лооз, с которым Томас познакомился в Кёльне.
— Господа, — сказал этот человек собравшимся агентам, — меня зовут Юпитер, каждый из вас тоже должен выбрать себе имя и составить подходящую легенду. На это вам дается 30 минут. Эту легенду вы должны выдерживать при любых обстоятельствах. Я и мои коллеги будем всячески пытаться доказать, что вы не те, за кого себя выдаете. Ищите такие факты, которые вы сможете защитить от наших атак.
Томас выбрал себе прозаическое имя Адольф Майер. В полдень он получил серый костюм. На груди было написано его новое имя. Другие курсанты носили такое же рабочее платье. Кормили плохо. Комната, в которую его поселили, была отвратительная, постель неудобная. Перед тем как заснуть, он достал свои любимые часы и услышал серебряный звон, закрыв глаза, Томас представил себя в своей уютной лондонской квартире.
В три часа ночи он был вырван из сна диким криком: «Ливен! Ливен!» Обливаясь потом, Томас вскочил с кровати и доложил: «Я!» В тот же момент он получил две пощечины. Перед ним, демонически улыбаясь, стоял Юпитер.
— Я думал, что вы Майер, месье Ливен. Если это случится с вами на практике, считайте себя покойником. Спокойной ночи! Приятных сновидений!
Томас долго не мог заснуть. Он думал, как избежать новых пощечин. И вскоре додумался — стал на ночь закладывать в уши большой тампон ваты. Теперь уже Юпитер мог сколько угодно орать. Постепенно пробуждаясь, Томас отвечал: «Что вы хотите от меня? Меня зовут Адольф Майер».
Юпитер восторженно восклицал: «У вас фантастическое самообладание!»
Курсанты учились обращаться с ядами, взрывчатыми веществами, автоматами, пистолетами. Из 10 выстрелов 8 попали, к удивлению Томаса, в десятку. Он скромно сказал: «Случайность. Я вообще не умею стрелять». Юпитер смеялся: «Не умеете, Майер? Вы природный талант». Из десяти следующих выстрелов в десятку попали девять.
«Что случилось со мной, — думал Томас, — человек, подобно мне, выброшенный из своей привычной колеи, должен сомневаться в себе, обратиться к Богу или даже попытаться кончить жизнь самоубийством. Так ли это? Я сомневаюсь, пью, думаю о смерти? Ни в коей мере! Мне даже начинает нравиться это приключение. Я молод, холост. Кто еще переживет подобное сумасшествие?
Французская секретная служба. Это означает, что я работаю против моей Родины — Германии. Минуточку, против Германии или против гестапо? Вот так! Но то, что я умею стрелять… никогда не представлял! Я знаю, почему все это меня больше развлекает, чем потрясает, потому что у меня сверхсерьезная профессия — банкир. Может быть, все, что происходит, больше соответствует моему существу».
Он учился работать на телеграфном ключе. Изучал приемы шифровки и дешифровки.
Для этой цели Юпитер использовал роман «Граф Монте-Кристо».
Он объяснял: «Система функционирует безупречно. На практике вы носите книгу с собой. Получаете зашифрованное сообщение. Оно содержит три цифры, которые постоянно меняются. Первая цифра указывает номер страницы, которую надо использовать, вторая—строку на ней, третья указывает букву на данной строке. Эта буква для вас является исходной. И так далее».
Юпитер роздал листочки с зашифрованным сообщением. Половина класса расшифровала его правильно, половина неправильно, в том числе и Томас. Его результат выглядел при расшифровке бессмысленным набором букв. Юпитер приказал повторить. Они принялись за работу еще раз. Результат получился тот же. Юпитер заставил тренироваться всю ночь. Под утро обнаружилось, что курсантам по небрежности были выданы различные издания романа.
— Ничего страшного, — сказал Юпитер, побледнев, — хотя все это и фантастично. На практике такого не может быть.
— Конечно, — ответил Томас Ливен. В конце четвертой недели весь курс был выведен в лес. Здесь курсанты вместе с инструкторами находились восемь дней. Они спали на сырой земле, страдали от непогоды. Провиант, взятый на три дня, кончился, и они питались ягодами, кореньями и листьями. Томас, предвидя такую тренировку, запасся консервами. На четвертый день он лакомился бельгийским паштетом из гусиной печенки, чем заслужил похвалу Юпитера: «Берите пример с месье Майера, господа. Вот это человек».
Однажды Юпитер привел курсантов к глубокому обрыву. — Прыгать вниз! — приказал он.
Все курсанты отшатнулись от края, и Томас тоже. Затем он растолкал окружающих, разбежался и с криком «ура!» прыгнул в пропасть. Он мгновенно понял, что французское правительство вряд ли стало бы тратить деньги на физическое и духовное воспитание курсантов, конечной целью которого стало бы самоубийство.
В самом деле, внизу была закреплена сетка на резине, мягко принявшая Томаса.
Юпитер был в экстазе: «Вы самый лучший человек, Майер. О вас еще будет говорить весь мир!»
В конце обучения был организован строгий экзамен. Глубокой ночью курсантов грубо подняли с постелей и доставили в абвер. Инструкторы школы во главе с Юпитером были одеты в форму германского вермахта. Юпитер оказался немецким полковником.
Инструкторы кричали на курсантов, направляли им в лицо горящие рефлекторы, не давали пищи и воды всю ночь, что, впрочем, было не так страшно, поскольку курсанты плотно поужинали.
Юпитер особенно строго отнесся к Томасу. Дал ему несколько пощечин, повернул лицом к стене и, тыча пистолетом в затылок, закричал:
— Признавайтесь, вы шпион?
— Я не должен этого говорить, — храбро отвечал Томас.
Затем они стали выкручивать ему палец на руке. Как только Томас почувствовал легкую боль и вскрикнул, пытка прекратилась. Около шести часов утра Томас был приговорен за шпионаж к расстрелу. Юпитер потребовал выдать военную тайну, обещая за это сохранить Томасу жизнь.
Томас плюнул Юпитеру под ноги и воскликнул: «Лучше смерть!»
Его отвели в грязный двор, поставили к холодной стенке и расстреляли, разумеется, холостыми патронами, а затем все пошли завтракать.
Томас окончил курс с отличием. Юпитер вручил ему соответствующий документ и фальшивый паспорт на имя Жана Леблана.
— Будьте счастливы, камерад! Я горжусь вами! — напутствовал он Томаса.
— Скажите, Юпитер, только откровенно, если я когда-нибудь попаду в лапы немцев и все выдам, чему и как меня здесь учили, что будет?
— А здесь вообще нечего передавать, — ответил, сме ясь, Юпитер. — Методы подготовки кадров для секретных служб во всем мире одинаковы. Все секретные службы используют новейшие достижения медицины, техники и психологии.
16 июля 1939 года Томас Ливен вернулся в Париж и сразу же попал в объятия Мими.
1 августа Томас получил с помощью полковника Сименона комфортабельную квартиру на бульваре Булонь. Отсюда было шесть минут езды до банка, пайщиком которого он был.
20 августа Томас упросил полковника Сименона разрешить ему выехать с Мими в отпуск в Шанталь — центр конного спорта и любимое место отдыха парижан.
30 августа Польша объявила всеобщую мобилизацию. На следующий день после обеда Томас и Мими предприняли прогулку к прудам и замку королевы Бианки.
Вернувшись к вечеру в город, они увидели кроваво-красное солнце, заходящее на Западе. Рука в руке они прошли мимо вилл, построенных в начале столетия, к своему отелю на авеню маршала Жоффре.
В холле к ним обратился портье:
— Вам уведомление о телефонном разговоре из Белфаста, месье Ливен.
Немного позднее Томас услышал голос полковника Сименона:
— Наконец-то, Ливен, я дозвонился. — Полковник го ворил по-немецки и сразу же объяснил почему — Я не могу рисковать, что кто-то в вашем отеле узнает меня. Вы слышите меня, Ливен, началось.
— Война?
— Да!
— Когда?
— В ближайшие 48 часов. Вы должны утренним поез дом прибыть в Белфаст. Явитесь в отель «Ду Тонно д'Ор». Портье в курсе дела. Речь идет…
В этот момент связь прервалась. Томас нажимал на вилку аппарата.
— Алло! Алло!
Наконец строгий женский голос произнес:
— Месье Ливен, вы разъединены, так как вели разговор на иностранном языке.
— Это что, запрещено?
— Да. С 18 часов сегодняшнего дня все междугородние разговоры должны вестись исключительно на французском языке.
Голос исчез. Когда Томас вышел из телефонной будки, портье бросил на него испытующий взгляд.
Он вспомнил этот взгляд, когда в пять часов утра в его комнату сильно постучали.
Мими спала, свернувшись, как кошка. Томас не набрался мужества сказать ей, что должно случиться.
За окном уже рассветало, и на старых деревьях пели птицы. Снова постучали в дверь, но теперь сильнее.
«Это невозможно, чтобы немцы уже были здесь», — подумал Томас и решил не реагировать. За дверью раздался голос:
— Месье Ливен, откройте, или мы взломаем дверь!
— Кто там?
— Полиция.
— Что случилось? — спросила проснувшаяся Мими.
Стеная, Томас поднялся.
— Кажется, я буду снова арестован, — ответил ей Томас. Это предположение оказалось правильным. Перед дверью стоял офицер и два жандарма, которые приказали Томасу одеться и следовать за ними.
— Почему? — спросил он.
— Вы арестованы как немецкий шпион.
— Что привело вас к такому ошибочному утверждению?
— Вчера вы вели подозрительный разговор, нам сообщила об этом служба подслушивания. Портье наблюдал за вами, не пытайтесь запираться.
Томас обратился к жандармскому офицеру:
— Отошлите ваших людей, я хочу сообщить вам кое-что.
Жандармы ушли. Томас предъявил удостоверение «Второго бюро» и паспорт, полученный от Юпитера.
— Я работаю на французскую секретную службу, — сказал он.
— Ничего лучшего вам не пришло в голову? И еще с таким плохо подделанным паспортом. Быстрее одевайтесь!
Вечером 31 августа 1939 года Томас Ливен прибыл в бывшую крепость Белфаст, а затем на такси приехал в отель, где его ожидал Сименон. Полковник был в военной форме.
— Мой дорогой Ливен, мне очень неприятно то, что сделали эти идиоты жандармы. Как только Мими сообщила мне о происшедшем по телефону, я принял соответствующие меры. И вот вы здесь. Скорее пойдемте, генерал Эйффель ждет вас. Вам предстоит боевое крещение.
15 минут спустя Томас сидел в кабинете генерала в здании французского генерального штаба. Все стены скромно обставленного кабинета были увешаны картами Германии и Франции.
Худой, высокий, седовласый Луи Эйффель шагал перед Томасом, заложив руки за спину.
— Месье Ливен, — раздался голос генерала, — полковник Сименон доложил мне о вас. Я знаю, что передо мною находится один из лучших наших людей.
Генерал остановился у окна и взглянул на долину между Вогезами и Юрами.
— Времени для подготовки нет. Гитлер начал войну.
Через несколько часов объявим войну и мы. Но, — генерал повернулся, — Франция, месье Ливен, не готова к войне, а тем более наша секретная служба. Говорите, полковник.
— Мы почти нищие, мой друг, — начал Сименон.
— Нищие?
Генерал кивнул задумчиво.
— Да. Почти без средств. Незначительные суммы, до смешного малые, отпускались военным министерством. Этого мало, чтобы вести большие операции. Мы не готовы к действию.
— Это плохо, — заметил Томас, которого просто-таки разбирал смех, — извините, если государство не имеет денег, оно не должно, видимо, позволять себе содержание секретной службы.
— Наше государство имело бы достаточно денег, чтобы подготовиться к нападению Германии. К сожалению, месье, существуют эгоистичные, жадные круги, которые отклоняют введение дополнительных налогов, спекулируют, воруют и даже в это тяжелое для Франции время обогащаются. Генерал приблизился к Томасу:
— Я знаю, что обращаюсь к вам поздно и требую от вас невозможного, но все же я спрашиваю вас, верите ли вы, что существует возможность как можно скорее обеспечить нас большими суммами денег, чтобы мы могли начать работать.
— Я должен подумать, господин генерал, но не тут, — указал Томас на стены, завешанные картами, — здесь мне ничего не придет в голову. — Его лицо осветилось. — Если господам угодно, я сейчас распрощаюсь с вами, пойду в отель и приготовлю ужин, во время которого мы все и обсудим.
Луи Эйффель спросил безучастно:
— Вы хотите заняться стряпней?
— Если вы разрешите, месье генерал, на кухне меня осеняют превосходные идеи.
Достопамятный ужин состоялся вечером 31 августа 1939 года в специальной комнате отеля.
— Неповторимо, — проговорил генерал, вытирая губы салфеткой.
— Фантастично! — воскликнул полковник.
— Но самое вкусное, что я ел, — это суп с устрицами, — продолжал генерал.
— Маленький совет, — сказал Томас, — берите всегда большие устрицы в зеленых раковинах, месье генерал. Причем раковины должны быть закрытыми.
Гарсон принес десерт. Томас поднялся.
— Спасибо, я сделаю сам.
Он зажег маленькую спиртовку и объявил:
— На десерт взбитый лимонный крем с горящими вишнями.
Из вазы он взял вишни без косточек, положил их в небольшую медную тарелку и поставил ее на спиртовку. Затем полил вишни коньяком и спиртом. Все смотрели удивленно, полковник даже приподнялся с места. Вспыхнуло беловатое пламя. Томас потушил его и изящным движением разложил горящие вишни на крем.
— А теперь вернемся к нашим проблемам, — сказал он. — Я думаю, что нашел решение.
Ложка звякнула в руке у генерала.
— Боже мой, говорите же!
— Месье генерал, вы жаловались на отношение известных кругов, которые обогащаются на бедственном положении Франции. Я должен вас успокоить, подобные круги есть в каждой стране. Господа хотят заработать! Как, это им все равно. Если у них что-либо не получается, они забирают свои деньги и убегают. Остаются маленькие люди.
Томас съел ложку крема.
— Может быть, немного кислит? Нет? Пожалуй, дело вкуса. Так вот, господа, я думаю, мы поможем французской секретной службе за счет этих жадных, лишенных чувства Родины людей. Но как? Что нужно для этого? Один американский паспорт, один бельгийский и быстрая реакция господина министра финансов, — скромно закончил Томас.
Он сказал это 31 августа, а уже 10 сентября 1939 года в прессе было опубликовано и передано по радио следующее распоряжение:
«1. В период войны запрещается или регламентируется вывоз капитала, обмен валюты и торговля золотом.
2. Запрещается вывоз капитала в любой форме, за исключением случаев, разрешенных министерством финансов.
3. Все валютные операции без исключения проходят через банк Франции или другой, определенный министерством финансов банк».
librolife.ru
